«Страсти по Фоме»: герои Достоевского на сцене Театра Наций

Повесть Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» инсценировали не раз, в том числе и знаменитый Николай Эрдман. Однако режиссер Евгений Марчелли сделал свою версию шедевра.

В этом спектакле многое замешано на любви, но главное место счастливчика долго остается вакантным. Фото: Предоставлено Театром НацийВ этом спектакле многое замешано на любви, но главное место счастливчика долго остается вакантным. Фото: Предоставлено Театром НацийВ этом спектакле многое замешано на любви, но главное место счастливчика долго остается вакантным. Фото: Предоставлено Театром Наций
Оставаясь максимально близким к тексту, Марчелли так ненавязчиво смещает акценты, что главным героем спектакля становится полковник Ростанев. «Фофан» и мямля, как он сам себя аттестует, этот персонаж, казалось бы, нужен Достоевскому только для того, чтобы выразительнее и живее показать всю мерзость деспота и фарисея Фомы Опискина. Но Ростанев в исполнении Владимира Майзингера превращается в обаятельнейшее, трогательное и чрезвычайно близкое каждому из нас существо. В его трактовке полковник — добродушный, интеллигентный человек, который просто не может существовать в состоянии конфликта с кем бы то ни было. Точнее — физически не переносит ощущения, что нанес кому-то обиду, чужую боль он чувствует острее, чем собственную.

Вообще-то играть такого насквозь положительного персонажа и трудно, и скучно. Но Майзингер находит для своего героя настолько разнообразные краски, что все два с половиной часа, что длится спектакль, его переживания гипнотизируют зрителя. Он и комичен, и обаятелен, часто жалок, временами — страшен. Но главное, что так по-человечески понятна его зависимость от демагога и глупца Фомы!

Авангард Леонтьев, играющий Опискина, будто бы не стремится выпятить своего героя в центральные фигуры спектакля. Невзрачный хлюпик надувает щеки, эффектно «срезает» Ростанева — но публика все равно с симпатией посматривает на его визави. Похоже, этого и добивался режиссер.

«Я хочу, чтобы зритель ахнул: это же история про меня!» — говорит Евгений Марчелли.

Режиссер так ненавязчиво смещает акценты, что главным героем спектакля становится полковник Ростанев
И впрямь: спектакль заставит многих о многом задуматься. Вот, например, зачем весь двадцатый век разнообразные психологи и социологи ломали головы над всякими психозами (включая массовые) и способами управлять людьми — так, чтобы тем казалось, будто это все для их же блага. И небезызвестный Дейл Карнеги в середине века написал свой труд «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Но — зачем?! Ведь за сто лет до этого Достоевский уже внятно расписал все тонкости искусства манипуляции человека человеком.

Приемчики Фомы Опискина, в сущности, сводятся к тому, чтобы использовать себе на благо лучшие порывы чувств в его доверчивом окружении.

В спектакле Марчелли вообще все замешано на любви. На страстях, туманящих мозги. Отсюда и название. В сцене со слугой Фалалеем (Александр Якин), когда Фома публично казнит беднягу за пляску простонародного «Комаринского» в приличном обществе, на заднике сцены появляется, как подсказка, текст народной песни. Не все, возможно, помнят, но сюжет ее в самых площадных формулировках рассказывает о соитии барыни с мужиком.

И вот уже в финале, когда маменька-генеральша (Ирина Пулина) взывает к Ростаневу: «Вороти Фому! Не могу без него!», — многое в тугом узле взаимоотношений в этом доме проясняется. Она к Фоме неравнодушна. Но не может позволить себе ничего лишнего с этим «святым» семейным приживалом — потому что неприлично.

И у Фомы в душе, как видно, тоже огнь страстей — такой, что он боится признаться в них даже самому себе. От зависти он сам готов сойти с ума — и всех со свету сжить. От зависти ко всем, кто позволяет себе то, о чем он лишь исподтишка мечтает. От зависти к комаринскому мужику, который — р-раз — и пустится в беспутство. К полковнику Ростаневу, который смеет полюбить, да и готов жениться на «неровне».

Фоме Опискину такого не дано — и он манипулирует другими. В этом искусстве ему в подметки не годится никакой Карнеги. Надо заметить, что в спектакле вообще на радость зрителям роскошный актерский ансамбль: Анна Ниловна (Анна Галинова), Анастасия Светлова в роли Татьяны Ивановны, а дети Ростанева — каковы!

Спектакль стремительно летит к финалу. Известно, что «Село Степанчиково» и Фома Опискин во многом строились у Достоевского как литературная пародия на Гоголя времен его «Выбранных мест из переписки с друзьями». Об этом много сказано когда-то в литературоведческих трудах Тынянова. Федор Михайлович шел от Гоголя — и отгораживался от него одновременно.

Напоминание об этом росписью-виньеткой, завершающим штрихом звучит в спектакле. Манипулятор, прежде стоявший на пути, в нужную для него минуту соединяет руки Настеньки и Ростанева и вспоминает Гоголя: «Несчастье есть, может быть, мать добродетели. Это сказал, кажется, Гоголь, писатель легкомысленный, но у которого бывают иногда зернистые мысли».

В спектакле у Марчелли эти зерна прорастают. Финал: все счастливы и благодарны лицемеру. Ходячий фейк, создатель своевременных иллюзий — Фома Фомич непобедим.