В Гослитмузее открылась выставка, посвященная Марине Цветаевой

Марина Цветаева находилась в конфликте со временем, в котором жила: оно не принимало ее, она — его. «Одна протии всех», — говорила она о себе. Быт и бытие волновали ее в равной степени. Старалась быть и женой, и матерью, и поэтом. Счастье все время ускользало. Стихи не принимали современники. Услышать ее поэзию в наше время по-новому, понять, почему она не смогла найти себе место ни среди своих, ни среди чужих, предлагает Гослитмузей в год 125-летия со дня рождения поэта на выставке «Душа, не знающая меры…»

Экспозиция ведет посетителей сквозь мир, который Цветаева создала в своем творчестве. И это движение от обжитого пространства к утрате дома, уединения, самой себя. «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик», — написала она сыну в предсмертной записке.

Двери в жизнь Цветаевой открываются родительским домом в Трехпрудном переулке: здесь уют, в углу икона Иоанна Богослова из семьи поэта, в витринах — ее книги стихов. Одна из них — «Волшебный фонарь» — с дарственной надписью Петру Юркевичу «Дорогому Понтику — другу. Моих 15-ти лет. Марина Цветаева. Москва, 27 февраля 1912 г.» из собрания известного библиофила Михаила Сеславинского.

Следом — счастливая жизнь в юности, в теплой атмосфере дома Волошина в Коктебеле. Обручальное кольцо Сергея Эфрона, серебряные браслеты Цветаевой — перед посетителями.

Солнечный Крым сменится семейной жизнью в Борисоглебском переулке. Дом с его лестницей, чердаком-каютой — настоящий «дом-корабль», в котором Цветаева погрузилась в революцию. Пространство этого зала словно бы перерублено той самой лестницей на жизнь «до» и «после». До — это семейные фотографии в рамках, московский цикл стихов, «Повесть о детстве» Сергея Эфрона, где Марина одна из героев. Чуть позже встреча с Мандельштамом. После — это жизнь без Сергея Яковлевича, когда осталась одна с Ариадной. Детские рисунки Али Эфрон 1917-1922 годов представлены публике впервые. На стене, будто в окне, хроника московского восстания, где был и Сергей Эфрон: разрушенная любимая Москва, которую воспевала Цветаева еще несколько лет назад.

Следующий зал — эмиграция: Прага, Париж, мы словно бы за столиком во французском кафе. Витрины усыпаны книгами с автографами. Среди них — уникальный экземпляр, подаренный Цветаевой Керенскому. Но здесь же и письма, по которым понятно, какие страдания испытывала Цветаева от того, что никому не нужна.

Следующий зал в черных тонах — возращение в СССР вслед за мужем и дочерью. Карта скитаний по московским адресам после ареста Ариадны и Эфрона. Уезжая из Москвы, Цветаева попросила отнести свои рукописи в безопасное место: так они оказались в келье Новодевичьего монастыря.

Последнее пристанище — дом в Елабуге: дыра, сарай — не дом. Сейчас его не узнать — милый дачный уголок. В конце глаза в глаза, хотим мы того или нет, встречаемся с редкой, страшной фотографией Марины Ивановны, сделанной в 1941 году. Она на стене, словно на могильной плите.

Заключительный зал — вечность. Здесь томики ее стихов, книги, написанные о ней — женщине трудной судьбы, поэте — не «поэтессе», этого она не принимала.

Атмосфера времени, воссозданная на выставке, множество экспонатов, относящихся к быту и творчеству Цветаевой, — попытка найти место ей уже в нашем времени.

Вчера на выставке презентовали иллюстрированный альбом-каталог Марины Цветаевой, вышедший в издательстве «Бослен» «Библиофильский венок М.И. Цветаевой: Автографы и мемориальные предметы из собраний Л.А. Мнухина и М.В. Сеславинского».

«Наша разница в возрасте — более четверти века. Мы росли в разные эпохи, имеем разные биографии, по-разному формировали свои цветаевские собрания. Но любовь к творчеству Марины Ивановны Цветаевой объединяет нас уже много лет. Именно это стало импульсом к созданию уникального в своем роде альбома-каталога, в котором объединились две библиофильские коллекции», — рассказал глава Роспечати, известный московский библиофил Михаил Сеславинский.

Для библиофилов книга с автографом — вожделенное сокровище. Они, как правило, предпочтут ее отрывку из рукописи, письму или открытке. Именно поэтому в альбоме основной акцент сделан на автографы Марины Цветаевой в виде дарственных надписей на книгах.

Помимо них из любопытных вещиц представлено уникальное почтовое отправление, аналог которому трудно найти в истории русской поэзии — телеграмма Цветаевой с текстом стихотворения «Безумие и благоразумье…». Предполагается, что адресована она была барону Анатолию Штейгеру, поэту, корреспонденту Марины Ивановны.

Превосходно изданный и богато иллюстрированный альбом украсит книжные полки не только страстных библиофилов, но и просто любителей творчества Марины Ивановны.