В Екатеринбурге поставили оперу по Чехову

Урал Опера представила первую на российской сцене постановку оперы венгерского композитора Петера Этвёша «Три сестры». Партитура, написанная по пьесе Антона Чехова, признана одной из самых значительных в европейской оперной музыке ХХ века. На постановку в Екатеринбурге был приглашен американский режиссер Кристофер Олден. Музыкальный руководитель — главный дирижер Урал Оперы Оливер фон Дохнаньи.

Эта премьера не могла не стать резонансной хотя бы потому, что оперу «Три сестры» поставили наконец в России. Но прежде, чем попасть на Урал (где, к слову, и разворачиваются, согласно Чехову, события пьесы), опера Этвёша была поставлена в 27 европейских театрах: в Лионе, Вене, Амстердаме, Дюссельдорфе, Гамбурге, Париже, Брюсселе. Причем везде по-русски — композитор написал либретто на языке оригинала.

Герои Чехова, собравшиеся из разных времен, сосуществуют вместе, словно на том свете
Между тем пьесу Чехова Петер Этвёш подверг радикальной переработке, спрессовав ее в три секвенции (действия), где события не развиваются, а повторяются, как притча, от лица разных персонажей: Ирины, Андрея и Маши. Повторяющиеся рефрены сцен — пожар, прощание сестер с покидающими город офицерами, интрижка Наташи с Протопоповым, пьяный Доктор, разбивающий фамильные китайские часы, — мотивы невыносимой обыденности, неосуществимой любви, нереального и прекрасного будущего. Проигрывание одних и тех же ситуаций происходит в каждой секвенции. И именно этим «движением без движения», статичностью действия, «временем без времени» Этвёш попал в самое «яблочко» чеховского экзистенциализма: жизнь проходит мимо человека, ничего, что должно меняться, не меняется.

Чеховская интонация звучит в опере, несмотря на все ее радикальные решения, одно из которых состоит в том, что партии сестер Прозоровых и Наташи в первом варианте партитуры прописаны для контратеноров. Этвёш тем самым хотел приподнять действие драмы над обыденностью, от которой так страдают чеховские персонажи, и перевести коллизии пьесы на уровень античной драмы, где человек сталкивается не с жизнью, а с иррациональной судьбой, с фатумом, с невозможностью изменить заданное.

Мировая премьера «Трех сестер» в Лионе в 1998 году была поставлена с мужским составом, в эстетике традиционного японского театра кабуки, близкой котурнам и символизму античного театра. Но Этвёш сделал также и вариант партитуры, где ввел женские голоса. Именно этот вариант и выбрал Екатеринбургский театр, не первый раз осваивающий сложнейшие партитуры ХХ века и использующий при этом всегда ресурсы собственной труппы. В новом спектакле в партиях чеховских сестер вышли сопрано Ольга Семенищева (Ирина), меццо-сопрано Ксения Ковалевская (Маша), меццо-сопрано Надежда Рыженкова (Ольга). В роли Наташи — сопрано Ольга Тенякова. И надо сказать, что все солисты, а их в опере 13, несмотря на абсолютно головоломные интонационные и ритмические сложности вокальных партий, справились с ними с таким азартным артистизмом, что после спектакля можно было услышать, как зрители изображали агрессивную скороговорку Наташи с завывающим восходящим тоном или быструю злую реплику няньки Анфисы: «Протопопов!»

В своей музыкальной части опера абсолютно завораживает: сложнейшая оркестровая акустика в духе штокхаузеновской пространственной музыки (камерный ансамбль в яме и второй оркестр на высоком помосте, фактически парящий над всем происходящим), два дирижера в спектакле (Дохнаньи и Этвёш на премьере, затем Дохнаньи и Алексей Богорад). Богатые эффекты перкуссии (сыпучие, свистящие звуки, гонги, звоны), наигрыши аккордеона, свинг, зависания звука, разбивающиеся «ф-др-бз-ги!» настоящие фарфоровые тарелки (звук разбивающихся китайских часов), лейттембры у героев: гобой — Ирина, кларнет — Маша, флейта — Ольга, завывания меди в монологах Андрея (Дмитрий Стародубов), медитативность — вся это искусно сконструированная музыкальная ткань оперы дает разбег любой режиссерской фантазии.

Кристофер Олден выбрал постмодернистский шаблон. Время в спектакле не конкретное, растекающееся по ХХ веку: Ирина — из начала столетия, Маша — из 60-70-х годов, рыжеволосая Ольга — с ноутбуком, Вершинин (Алексей Семенищев) — омоновец в камуфляже, Тузенбах (Тимофей Дубовицкий) — с транзистором из советских времен, нелепый муж Маши Кулыгин — в сюртуке и цилиндре, Роде и Федотик — солдаты Первой мировой, а Наташа — блондинка в мехах и безвкусном цветастом комплекте (художник Доуи Люти). Эта разномастная компания оказывается в замкнутом пространстве павильона (сценография Эндрю Либермана и Иракли Авалиани): это и комната с низким потолком и лаконичным интерьером — стол, кресла, торшер и что-то вроде зала ожидания, когда чеховские герои высаживаются в ряд на диване вдоль стены, и сад с расставленными на полу цветочными горшками — место прощаний героев. В спектакле скрещиваются типажи, образы, ассоциации — пожалуй, их слишком много, чтобы собрать какой-то общий смысл, и тяжеловесно для самой музыки, переполненной собственными деталями и звуковой экспрессией. Но главное, что ощущается в этом странном доме, — остановившееся время. И если в «Трех сестрах» Чехова прекрасная, неведомая жизнь проходит мимо персонажей, но где-то там, за стенами дома, она возможна, то в спектакле Олдена останавливается само время (часы разбились). Все, что происходит, возвращается назад. Герои Чехова, собравшиеся из разных времен, сосуществуют вместе, словно на том свете, вновь и вновь проигрывая свое прошлое (или настоящее): пожар, Наташа с Бобиком в коляске, Протопопов, исступленное прощание Маши, нервный срыв Ольги, у которой тоже с Вершининым роман, патетические монологи Андрея о неудавшейся жизни, громкий выстрел Соленого (Олег Бударацкий). Олден создает такую сценическую плотность, что «Три сестры» напоминают скорее ребус, одной из загадок которого стали новые персонажи — ряженый ярмарочный медведь, балерина, крутящая фуэте, три сестры-девочки, царевна в кокошнике: клише «русского». И этот холодный гротеск попадает в суть того, что сегодня представляет собой актуальная реальность.