Только что открывшаяся ретроспектива Константина Сомова (1869-1936) в Михайловском замке Русского музея — одно из самых ожидаемых художественных событий этого года. Кроме Русского музея, работы для выставки предоставили Третьяковская галерея, Научно-исследовательский музей Российской Академии художеств и московские коллекционеры.
Дело, разумеется, не только в юбилее — ретроспектива приурочена к 150-летию художника. И даже не только в том, что большой ретроспективы Константина Сомова не было полвека. Пару лет назад, в декабре 2017 года, его выставку показывала KGallery в Петербурге. А совсем недавно была возможность увидеть виртуозную графику Сомова, включая легендарные эротические рисунки к «Книге маркизы», на выставке «Арлекины Серебряного века. К.А. Сомов, Н. Н. Сапунов, С.Ю. Судейкин» в Третьяковской галерее.
Нынешняя выставка в Русском музее впечатляет разнообразием представленных работ, архивных фотографий и документов. Тут и автопортреты художника, и созданные им для журнала «Золотое руно» портреты Александра Блока, Евгения Лансере, Вячеслава Иванова… Отдельные разделы посвящены графике и архивным материалам, связанным с жизнью и творчеством художника, в том числе его фотографии разных лет. В финале экспозиции — работы, написанные Сомовым в эмиграции, в том числе этюд к портрету композитора Сергея Рахманинова, который был заказан для концертного зала «Карнеги-холл» в Нью-Йорке.
Ретроспектива позволяет проверить верность оценок Александра Бенуа и Михаила Кузьмина, которые писали о Сомове как о художнике современности.
Казалось бы, виртуозный мастер, влюбленный в «галантный век» с его дамами в кринолинах, всегда готовый превратить скучную повседневность в дерзкую арлекинаду, тончайший рисовальщик и служитель Аполлона, был ближе к Луне, чем к современности. Но вот, поди ж ты, и учившийся с ним в одной гимназии проницательный Александр Бенуа, и поэт Кузьмин, посвятивший Сомову точный блистательный очерк, в рисунках символиста «мирискусника» сумели сумели расслышать «эхо» времени.
«Как бы точно ни повторял К.А.Сомов движения и позы XVIII века, пафос его — чисто современный и едва ли он стремится к какой-либо стилизации», — замечает Михаил Кузьмин. И далее продолжает: «Если отбросить внешность исторических эпох и сюжетов станет яснее сущность Сомова… и еще убедительнее покажется его русское происхождение от Гоголя, Федотова, Достоевского». Как ни странно, именно эта параллель — с русской классикой, с гоголевским «смехом сквозь слезы», с соединением безудержности страстей и трезвой рациональности, вкус к анекдоту — делает Сомова преемником не только традиции утонченного рококо, но прежде всего русского гротеска и поисков разгадки тайны «тления и бессмертия». Иначе говоря, в интерпретации поэта, актуальность Сомова почти вневременного свойства (простите за оксюморон!).
Иной подход у Бенуа, однокашника и приятеля Константина Андреевича. Для Бенуа и Сомова античность, русская классика, как и история европейской живописи были данностью, воздухом, пространством их жизни. Не случайно Эрмитаж был для них не только музеем — родным домом. Предел вневременной был изначально заданной планкой. Тем любопытнее, что Бенуа, сравнивая работы Сомова со сказками Гофмана и графикой Бёрдсли, подчеркивает «крайнюю точку развития индивидуализма». И тут же делает неожиданный переход: «Тем самым он насквозь художник, его искусство настоящий, драгоценнейший алмаз, быть может, и не особенно крупный, но чистейшей воды».
Любопытно, что Бенуа в этом случае связывает воедино цельность художника, его близость к «Аполлонову откровению», и крайность индивидуализма. «Он предпочитает быть всеобщим посмешищем, нежели на шаг отступить от своей дороги, на шаг уступить требованиям общества», — замечает Бенуа. Для Бенуа неуступчивость художника — знак верности себе, своему призванию.
Поразительна интуиция Александра Бенуа, который индивидуализм и верность себе воспринимает как характерную черту эпохи. «Вероятно, будущее не за индивидуализмом. Наверное, за дверью стоит реакция. (…) Историческая последовательность требует, чтобы на смену тонкому эпикурейству нашего времени, крайней изощренности человеческой личности, изнеженности, болезненности и одиночеству — снова наступил период поглощения человеческой личности во имя общественной пользы или же высшей религиозной идеи. Нам остается только пожелать, чтоб в годы, которые осталось жить искусству нашего поколения, оно высказалось как можно ярче и громче».
Вглядываясь в лица на портретах кисти Константина Сомова, всматриваясь в кукольную театральность сценок, нарисованных им, открываешь заново не только блистательного рисовальщика, «мага линий», «истинного поэта форм», но и тонкого поэта. Кроме полета фантазии, в его работах приглушенно звучит музыка трагического времени. Музыка вольности и печали, маскарада, любви и нежных прогулок..
Последние обсуждения