Премьера фильма «Рай» Андрея Кончаловского пройдет 18 января

Премьера фильма «Рай» Андрея Кончаловского пройдет 18 января

Фильм «Рай» поразителен прежде всего новизной, практически вторым рождением кинематографических талантов Андрея Кончаловского.
После цепи сравнительных неудач в красочных и громоздких, как бы по инерции сотворенных «Глянце» и «Щелкунчике» он вернулся к своему персональному неореализму в «Белых ночах почтальона Алексея Тряпицына» и теперь неожиданно снял черно-белый фильм старого формата 4:3, имитирующий где-то откопанную полуистлевшую съемку — к тому же любительскую. И, как сказано, «открылась бездна, звезд полна». Прямо-таки чувствуешь, как автор фильма захлебывается от нахлынувших возможностей — правда, мгновенно берет себя в руки и с присущим ему философским хладнокровием вводит в действие высшую математику киноремесла. То, чем Кончаловский владеет безупречно.

Открытие гениально в своей простоте: герои исповедуются перед последним, Высшим судом. На экране «говорящие головы», монологи трех персонажей, вкупе составляющие почти половину метража картины — неброской, но предельно выразительной в каждом кадре. Эта последняя исповедь, где уже нечего и незачем скрывать, где человек честно пересматривает свою жизнь с ее сомнениями и решающим выбором, — идеальная метафора для размышлений об эфемерности границ между гипотетическим раем и проистекающим из него реальным адом. А материал фильма — агония германского нацизма — идеален для разговора о самой возможности этого чудовищного разрыва между добром и злом: рассуждения об университете, славистике, Чехове, о мгновениях беззаботного флирта в Толедо — и реальность концлагеря, где вчерашний человек — интеллигентный, утонченный, светлый, красивый — обращается кто в животное, а кто в зверя, где от «великой идеи» построения немецкого рая остаются горы стоптанных ботинок и погнутых очков. Миг этого обращения так неуловим, что осознать его человек сможет только на том самом Высшем суде — перед Богом или собственной совестью, кто как сумеет.

Грандиозный по масштабу философских категорий фильм камерен и предельно аскетичен. «Архивы» человеческих душ неполны, в них хаос, воспоминания всплывают только те, какие подскажет ход мысли. И никто уже не заморачивается гладкостью рассказа: монтаж нарочито неряшлив, на срезках видны царапины и чернильные пометки, пленка выгорела, изображение теряет ясность — как это бывает в памяти с ее пробелами и лакунами. Кажется, снято камерой на треноге, еще не умеющей панорамировать, — как хотел Кончаловский, «беспристрастной». Персонаж может уйти за кадр, и мы будем видеть только затылок говорящего. В этой осмысленной небрежности, в свете, делающем случайную композицию любительского кадра произведением утонченной графики, — выдающееся мастерство оператора Александра Симонова.

На фоне глобального ада — три персонажа: русская аристократка в эмиграции Ольга, укрывшая в оккупированном Париже еврейских детей; француз-коллаборационист Жюль и высокопоставленный эсэсовец Хельмут, командированный в концлагерь пресечь разгул коррупции и встретивший там свою давнюю любовь. Жюль — обыватель, «средний класс», готовый приспособиться ко всему. Ольга — воплощение расхожей теории про особо отзывчивую русскую душу, готовую терпеть и страдать до последнего. Интереснее всех — Хельмут: ему уготован этот контраст между идеальным Добром (гуманнейший Чехов, коему посвящена его диссертация) и запредельным Злом, в которое он вовлечен историей; он его творит убежденно и пылко.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>