Почему Елена Камбурова стала явлением, а ее песенная интонация — событием для целого поколения

Народная артистка России Елена Камбурова отмечает юбилей. 11 июля Театр музыки и поэзии в полном составе соберется на ее даче под Коломной. Наверняка, будут звучать любимые песни. А можно ли петь тишиной и почему одна музыка оглупляет, а другая, наоборот, укрупняет мысли, певица рассказала накануне.

Мать Елена
У Елены Камбуровой удивительный дом. Как будто гигантская птица присела среди кустов, не успев сложить крылья. Его спроектировали монахини Ново-Голутвина монастыря. Странная история, впрочем, как и все вокруг. «Ты хочешь, чтобы я был гибкий, как ива. Чтобы я мог не разгибаясь, гнуться. Но я другое дерево», как поет Камбурова.

«Я дружу с ними, подворье монастыря находится рядом. Хотела небольшой домик. Но монахини размахнулись. Мать Елена, на все руки мастер, практически построила этот дом. Я сначала испугалась такого огромного, но потом привыкла», — рассказывает актриса с такой знакомой по тону, кажется, неуверенной, стеснительной интонацией.

Сруб из темного, как будто ему сто лет, дерева своей простотой и распахнутостью никаким боком не монтируется к архитектуре холеных, обнесенных глухими заборами особнячков дачной деревушки Воловичи. Дому смотреть окнами в поле ничего не мешает: нет даже виртуальной рабицы, которая хотя бы наметала межу хозяйства. Безграничная природа впереди.

«Здесь так тихо. Ничто не заставит меня сделать мощный высокий забор. Терпеть не могу, когда отгораживаются», — говорит хозяйка. Мы идем мимо гамака на открытой террасе («Мое место, здесь люблю читать»), через гостиную, где в углу любимая икона Ксении Петербуржской, поднимаемся на второй этаж. Там все устроено для друзей. Светло и прохладно. Стол большой, деревянный, авторский. «Не Рядинского ли?» — спрашивает фотокорреспондент. — «Точно», — прямо загорается хозяйка. Зодчий, создатель древней русской деревни «Былина», Анатолий Васильевич дружил со многими известными людьми. К нему приезжали и Алла Пугачева, и Борис Ельцин, и Джим Керри. А Камбуровой он привез этот сделанный по старинным техникам стол прямо домой. В подарок. Завтра за ним легко разместится большая компания из театра. Потом сможет и переночевать: топчанов в доме тоже хватает.

На стене символическая и очень любимая фотография: среди знаменитых французских шансонье — обожаемый Жак Брель. Она случайно попала на его концерт в театре Эстрады. Сплав актерского мастерства и вокала так потряс молодую Камбурову, что одним из первых спектаклей ее театра стала через много лет постановка «Здравствуйте, Жак Брель!», где она соединила Бреля и Высоцкого.

Как выражается Елена Антоновна, дом полон клоуноподобными существами. Среди них изящный Пьеро — цитата из еще одного знаменитого спектакля «Игра снов», вечный спутник и альтер эго певицы.

— Чем вам так близок этот бледнолицый француз?

— Пьеро способен на все. Он может быть и таким, и сяким. Это — человек, который открыто говорит то, что он хочет. Смелый и трогательный.

Владимир Дашкевич написал целый цикл песен на стихи Мандельштама. Они меня потрясли. Когда выступала, всегда думала: в зале какой-нибудь стукач да найдется. И находился…
Также смело и трогательно Камбурова во время вручения Госпремии попросила президента помочь слабым. «Я сидела и ждала своей очереди. Не думала, что это скажу. Слушала, как народ славословит, — вспоминает уже давнюю историю Елена. — И вдруг решила, что самое главное в нашей жизни зависит от того, как общество относится к беззащитным людям и животным. Вышла и сказала. У президента мои слова не вызвали непонимания. А вот у некоторых коллег — да. Я видела их лица: на них не было сочувствия…»

У Елены Камбуровой удивительная дача. Ее спроектировали монахини соседнего монастыря. Фото: Аркадий Колыбалов/РГ
Мальчики
Цокая когтями по лестнице, в комнату ворвался молодой веселый пес, черномазый, с желтой бляхой в ухе. Такие вешают бездомным и привитым от заразных для человека болезней собакам. «Мальчик?» — вырвалось от неожиданности.

— Мы зовем его Чернышом, он ничей и очень к нам привязан. Но и «Мальчиков» в моей жизни было много, — поняв намек, объясняет Елена Антоновна. — Мальчик-первый — это существо, очень любимое Фаиной Раневской. Он, по сути, сделал мне протекцию. Когда я пришла в первый раз к Фаине Георгиевне, он настолько ко мне по-доброму отнесся, что даже удивил хозяйку. Пес далеко не всех привечал. Поэтому Раневская сказала: «Приходите!»

Вообще это чудо, что мы с ней встретились. Мне было лет двадцать пять, когда, уже будучи актрисой, я читала на радио «Юность» горьковскую «Нунчу». Раневская услышала запись и отреагировала письмом, которое начиналось словами: «Никогда не писала на радио… А дальше всякие комплименты. Я тогда не подумала, что надо ее отблагодарить, мне не приходило в голову ее этим беспокоить. Но как-то один знакомый, который знал о письме Раневской, сообщил: еду к Фаине Георгиевне, если хочешь, давай со мной. Мы приехали и были встречены очень сурово. Но позже она смягчилась. Я скромненько сидела в углу, Раневская спросила: «Кто вы такая?» Я говорю: «Камбурова». И тогда она изрекла: «Деточка, хорошо, что вы не фифа!» А тут еще и Мальчик мне службу сослужил. Меня до сих поражает, что она запомнила мою фамилию.

История Мальчика-второго стала памятником брoдячим животным «Сочувствие».

— Эту собаку все очень любили. Она жила при метро «Новослободская», там ее прикармливали, а потом молодая девушка ее убила, — говорит Елена Антоновна очень буднично и от этого делается не по себе. — Подошла и ударила ножиком… Это нас всех потрясло. Решили сделать памятник. Создали совет попечителей, куда кроме меня входили Белла Ахмадулина, Элина Быстрицкая, Евгений Евтушенко, Фазиль Искандер и многие другие деятели искусства. Трудно было добиться, чтобы памятник поставили в переходе метро. Но сейчас медная голова Мальчика блестит, потому что все его гладят.

Камбурова рассказывает и ничего не замечает, надеется трехцветная кошка Паша. Можно прыгнуть на колени и свернуться клубком. Не беда, что нарядное, шоколадного цвета платье певицы будет в шерсти.

— Мне родители никогда ничего не внушали, — хозяйка делает вид, что ничего не замечает. — Но я с детства безумно любила животинок — и кошек, и собак. Всегда понимала, как им трудно живется, особенно бездомным. И потом тот, кто способен обидеть бессловесное существо, не задумываясь оскорбит и унизит человека… Люблю вспоминать историю, как в Нью-Йоркском зоопарке стояло зеркало, а под ним надпись: «Самое опасное существо на Земле»…

Вторая кошка Камбуровой Люсик (сокращенно от Львусик) — персиковый мохнатый зверь, лишь мелькнул своей гривой и скрылся в прохладной тени вишен.

Дом полон клоунов. Среди них и кукла Пьеро. Этот бледнолицый француз — альтер эго певицы. Трогательный и смелый. Фото: Аркадий Колыбалов/РГ
И цветы, и шмели, и трава
Солнце в зените. В теплице буйствует капуста, на клумбе вместе с цветами — картошка, пышный куст чертополоха на скошенном хозяйском поле — красота летней дачи! «И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…» — приходит на ум Иван Бунин в исполнении Камбуровой.

Она любит лето за то, что цветут ромашки, «божественные глаза», вообще благоволит к полевым цветам, которые растут сами по себе. Но вот летним человеком, ни по духу, ни по темпераменту и эстетическим предпочтениям, Елену Антоновну назвать трудно. В ее деликатном и тихом искусстве пушкинская осенняя глубина и поэзия. «По красоте, конечно, ничто не сравнится с осенью, — актриса замечает, что находит полное понимание. — Такое разнообразие красок, неярких, мягких. Особенно хороши осенью деревья. Вот у меня здесь перед крыльцом — пять березочек. Ничего нет трогательней. Деревья для меня — радость земли. Они тоже живые. Кстати, недавно узнала, что Антон Павлович Чехов старался везде, где бывал, посадить куст, дерево».

«Другие деревья» — это вообще тема творчества. Например, надо быть «другим деревом», чтобы начать петь Гумилева, которого расстреляли за антисоветский заговор, и Мандельштама, который поставил диагноз: «Мы живем, под собою не чуя страны…»

— Я как-то с самого начала поняла, что песни со средними стихами меня не устраивают. Владимир Дашкевич написал целый цикл песен на стихи Мандельштама. Они меня потрясли. Когда выступала, всегда думала: в зале какой-нибудь стукач да найдется, что-нибудь куда-нибудь напишет. И действительно, писали. У меня с репертуаром бывали сложности. Очень рано поняла, что в стране происходили чудовищные вещи. Не только потому, что родственники репрессированы. По стихам поняла. «Реквием» Ахматовой, который я исполняла, не мог на меня не подействовать. Окуджава удивительный. Это для меня такой вот самый-самый дорогой человек, потому что он писал только о доброте, о красоте. По его песням можно учиться жить. «Совесть, благородство и достоинство. Вот оно святое наше воинство! Протяни ему свою ладонь, за него не страшно и в огонь». Это программа жизни.

Про совесть и достоинство раньше говорили на кухнях, теперь вот на дачах. Тихий голос поколения, предпочитавшего стихи другим видам искусства, не расслышать из личного авто, на котором из-за коронавируса смотрят концерты звезд на стадионах. Или: «Не оставляйте стараний, маэстро, не убирайте ладони со лба»?

— Попса, к счастью, не все уничтожила. Когда я начинала, студенческая молодежь очень интересовалась поэзией. Впрочем, были встречи и с другой аудиторией, когда люди недоумевали: «Я такое дерево»? Что это? Про что это?» Привыкшие к советской эстраде, они не представляли, что можно выражать себя в песне и по-другому. Сейчас смотрю в совершенно другой прагматичный зал. О вырождении песни мало кто говорит, а ведь мы такие, какую музыку слушаем.

Но вот неожиданность: в Краснодаре возник фан-клуб Елены Камбуровой. Группа мальчиков и девочек, которым по 14-15 лет, изучают ее записи, хорошо знают песни. Может быть, мир еще повернется к другой музыке на великие стихи?