Последняя выставка галереи «На Шаболовке»

Нет, по окончании выставки о Григории Гидони выставочное пространство в одном из домов Хавско-Шаболовского жилмассива не закроется, оно по-прежнему будет функционировать в составе объединения «Выставочных залов Москвы». Но исчезнет та галерея «На Шаболовке», которая с середины 2010-х годов стала превращаться в ковчег для всего, что было вытеснено из большой истории довоенного советского искусства — в маргиналии и подстрочные примечания. Из галереи увольняется куратор, Александра Селиванова, и она, как настоящий капитан, последней покидает тонущий корабль — собранная ею команда уже ушла. Всепоглощающая бюрократизация, измерение эффективности в количестве проданных билетов и школьных групп, жесткий контроль над планами выставок и мероприятий — за последнее время либеральный дух полностью выветрился из системы районных выставочных залов, появившейся в результате капковских реформ в культурной сфере Москвы. В прошлом году, например, два зала, имевшие «свое лицо», лишились ярких руководителей и были «переформатированы»: художнику Андрею Бартеневу пришлось уйти из галереи «Здесь на Таганке», под его началом превратившейся в живой центр молодежной стрит-артовской культуры, художнику Аристарху Чернышеву — из «Электромузея» в Ростокино, ставшего экспериментальной площадкой для новых медиа, заметной в международном масштабе (с ними сотрудничал даже знаменитый австрийский фестиваль Ars Electronica). Этот год принес новые требования — составлять досье на художников и кураторов на предмет благонадежности. По большому счету все художники, с наследием которых работала галерея «На Шаболовке», были неблагонадежными и так или иначе попали под каток сталинских репрессий: одних — Григория Гидони, Алексея Гастева, обэриутов — расстреляли или сгубили в тюрьмах, других вычеркнули из профессии и из истории. Галерея «На Шаболовке», собственно, и занималась белыми и слепыми пятнами в истории советского авангарда 1920-х и 1930-х годов.

Александра Селиванова, историк архитектуры, куратор и музейный просветитель, пришла на Шаболовку в 2014 году. Вначале — в районную библиотеку, которая вскоре слилась с районным выставочным залом, чтобы превратиться в центр исследований и популяризации советского довоенного модернизма, выпадающего из простой схемы «авангард, остановленный на бегу» versus «тоталитарное искусство». У Селивановой к тому времени уже имелась репутация куратора, умеющего делать большие и эффектные выставки вроде «Авангарда и авиации» в Еврейском музее и центре толерантности,— казалось, что в крохотных шаболовских залах ей будет тесновато. Она продолжила работать над большими проектами — для Музея Москвы или Московского музея современного искусства — в составе разных кураторских коллективов: «Московская оттепель: 1953–1968», «Ткани Москвы», «Парк Горького: Фабрика счастливых людей», «ВХУТЕМАС 100. Школа авангарда», «Электрификация. 100 лет плану ГОЭЛРО» — все это были ключевые события в выставочной истории Москвы последних лет. Но при всей эффектности — сотнях вещей из главных музеев страны, авангардном дизайне, элементах театрализации — каждая из этих выставок была исследовательской работой, открывавшей забытые имена и малоизученные аспекты советского модернистского проекта, и сопровождалась обширной просветительской программой.

Выставки «На Шаболовке», сделанные самой Александрой Селивановой, в кураторских альянсах или кураторами-единомышленниками, такими как Надежда Плунгян, отчасти пересекались с этими большими проектами, но при куда более скромном размере и бюджете представляли собой еще более сложные и изощренные исследования — с привлечением материалов из частных архивов и коллекций. Причем просветительская программа — экскурсии, лекции, концерты, перформансы, занятия в детских студиях — делала эти исследования интересными не только узкому кругу специалистов. Круг между тем тоже сложился — и ученых-гуманитариев, и художников, обращающихся к советскому авангарду (галерея периодически устраивала выставки современного искусства или дизайна). Но еще важнее, что непрофессиональная аудитория галереи научалась ценить и защищать конструктивистские памятники Москвы, начиная с Шуховской башни, которую как раз в 2014-м году планировали перенести с Шаболовки. Первые шаболовские выставки были посвящены авангардной архитектуре — этот ракурс подсказывал сам гений места: галерея помещалась в бывшем общественном центре Хавско-Шаболовского жилмассива, единственного реализованного в Москве проекта архитекторов-рационалистов бригады АСНОВА (в 2017 году «На Шаболовке» показала превосходную выставку об идеологе рационалистов Николае Ладовском — к ней впервые реконструировали оптические инструменты, при помощи которых великий архитектор учил своих студентов видеть светлое коммунистическое будущее). Летом 2017-го при галерее открылся Музей авангарда на Шаболовке — постоянно обновляющаяся краеведческая экспозиция о повседневной жизни в социально-архитектурной утопии авангарда, сделанная в сотрудничестве с жителями квартала и соседних конструктивистских домов и жилмассивов, и дискуссионная площадка при ней тоже были своего рода утопией — проектом Музея архитектуры авангарда, который, конечно же, должен быть открыт на Шаболовке, в самом густо населенном шедеврами конструктивизма районе Москвы.

Принято думать, что архитектура советского авангарда не считалась с нуждами реальных людей, конструируя идеального человека завтрашнего дня,— шаболовские архитектурные выставки опровергали эту точку зрения, предъявляя доказательства, добытые антропологией и устной историей. Впрочем, «На Шаболовке» всегда спорила с общепринятыми взглядами: на «Советской античности» зритель узнавал о существовании диссидентской классики в СССР 1930-х, не вписывающейся ни в сталинский ампир, ни в интернациональное ар-деко; на «Сюрреализме в стране большевиков» видел, что обэриуты и художники их круга выбиваются из всех схем, в которые пытаются уложить авангардные революции межвоенного времени «у нас» и «у них». Выставки об агитпоездах и ИЗОСТАТе, об Алексее Гастеве и Владимире Маяковском, выдержанные в революционно-романтической тональности, иногда как будто бы заменяли критическую дистанцию ностальгией по утопии, но типичный шаболовский герой –— трагический герой, попутчик, отщепенец, изгой, маргинал, вредитель, как жуки и гусеницы с выставки «Насекомая культура 1920-х — 1940-х»,— предупреждал об опасностях ностальгической идентификации со сталинской эпохой.

Ленинградский авангардист Григорий Гидони, проектировавший памятник к 10-летию Октябрьской революции в виде гигантского светоцветомузыкального глобуса, мечтавший создать Институт света и цвета и расстрелянный как японский шпион в 1937 году, как раз и есть этот типичный шаболовский герой. От Гидони мало что осталось: множество рукописей, живопись, графика, фотографии, проекты были конфискованы при аресте и впоследствии сожжены в НКВД. Выставка «На Шаболовке», сделанная петербургским музыковедом Ольгой Колгановой, не столько ретроспектива, сколько исследовательский оммаж, помещающий художника в ряд таких же вагнерианцев, пророков тотального синтетического искусства будущего: Василий Кандинский, Михаил Матюшин, Владимир Баранов-Россине, Александр Скрябин, Лев Термен. В манифесте «Новое искусство света и цвета», изданном в Ленинграде в 1930 году, Гидони, вдохновленный поэзией электричества, говорит о том, что именно свет ляжет в основу этого грядущего синтеза. Несмотря на то что большая часть наследия Гидони была уничтожена, луч цветного света, посланный им в будущее, поймали экспериментаторы-шестидесятники — в казанском СКБ «Прометей» Булата Галеева принялись реконструировать «светопамятник» к 10-летию Октября. Выставка, невольно подводящая итог восьмилетней деятельности галереи «На Шаболовке», говорит о том, что самое хрупкое и эфемерное искусство способно пробиваться лучом света сквозь мрачные времена. Это дает некоторые основания для надежды.