Художник Дмитрий Шагин и «Митьки», возникшие в нашем художественном пейзаже в конце 1980-х, давно стали его неотъемлемой частью. Их живопись есть в музейных собраниях и частных коллекциях, они регулярно устраивают выставки по всей России, встречи со зрителями и слушателями, а последние меж тем мало задумываются о том, откуда есть пошла эта простодушная «карнавальность».
Московская галерея «Веллум» решила напомнить об этом широкой публике за пределами Санкт-Петербурга и разместила на обширных площадях Малого зала Центра дизайна Artplay выставку «Арефьевцы и Митьки. Семья Шагиных в неофициальном искусстве». И масштабная, в две сотни работ, выставка трех питерских живописцев свою роль выполняет.
Непарадность, подчеркнутая лаконичность — это из арсенала художников круга Владимира Арефьева, зачинателя питерского нон-конформизма
— Видите — хрущевочки, заборчики. Никаких вам дворцов и площадей, а вот ЦПКиО, лодочки, на которых мы катались, — художник Дмитрий Шагин, которого отец по-домашнему называл Митьком, не спеша идет мимо отцовских, Владимира Шагина, холстов, развешанных вдоль длинной стены Малого зала (бывшего цеха завода «Манометр»). На них сплошь тихий Ленинград: укромный дворик на Охте, Смоленское кладбище, Озерки, пейзажи, бытовые сценки, выписанные широким «скупым» штрихом в 3-4 цвета, без деталей, но точно по сути, ярко, сочно. Непарадность, подчеркнутая лаконичность — это из арсенала художников круга Владимира Арефьева, зачинателя питерского нонконформизма, собравшего вокруг себя единомышленников еще в конце 40-х. Шагин-старший был в этой группе одним из самых ярких и самым «теплым», «домашним». Если подняться по заводской лестнице на галерею, то тут на беленой стене еще и его акварели из дачной жизни, с ходу, домашние натюрморты и пляжные зарисовки.
Наталья Жилина, тоже «арефьевка», в конце 60-х вместе с сыном, будущим лидером «митьков», поселившаяся на Васильевском, изображала то, что видела вокруг, — ленинградские проходные дворы, проспекты и набережные, суда у причалов… Все во вполне арефьевском духе, без внимания к подробностям и стремления к внешней красоте, плотно, без зазоров по цвету и тонко по настроению. Тут уже есть питерские масштаб, линейность, простор, в котором, однако, всегда находится местечко для пешеходов, бредущих вдоль парапетов с собачками, обнимающихся парочек…
Владимир Шагин хотел, чтоб Дмитрий стал моряком, а не художником, памятуя, видно, о годах в тюремной психиатричке в 60-х, но сын из морского взял лишь тельняшку да усвоил родительский взгляд на жизнь: не обращать внимания на мелочи, быть терпимей к обстоятельствам. Такой подход к действительности, конечно, сказался на живописи.
Продолжая семейное дело, Дмитрий Шагин приправил его сказочностью и шалопайством. Среди нескольких десятков развешанных в центре зала его работ, полных бородатых матросов в ватниках и телогрейках, есть полотна совсем свежие, продолжающие большие циклы: серия «Митьки и космос» пополнилась, например, сюжетом, где космонавты и астронавты (тоже, как уверяет Шагин, смотрящие «Белое солнце пустыни») выпивают с Верещагиным. Есть новые работы, обыгрывающие советские плакаты, а также достижения живописи ХХ века. Шагин, скажем, «одел» в тельняшку квадрат Малевича.
У Дмитрия, конечно, встречаешь произведения, лишенные митьковской «карнавальности» и перекликающиеся с родительскими, с «арефьевскими», насыщенным цветом и будничностью сюжетов, например «Дорога домой по Васильевскому», «Мой дом в сугробах» и другие. Но в целом в этом отделе выставки просто отдыхаешь, а не оцениваешь идеи художника.
Последние обсуждения