Михаилу Жванецкому исполняется 85 лет

С Михал Михалычем Жванецким очень трудно разговаривать. Ответственность большая. Вдруг он пошутит, а до тебя не сразу дойдет. Отреагируешь уже потом, когда разговор якобы состоялся, и подумаешь: «Ой, что ж я не вовремя, не тогда». Ему было бы приятно. Да и себя бы проявила.

Михаил Жванецкий не переносит безвкусия и бездарности — ему от них физически плохо. Фото: Вячеслав Прокофьев/ ТАСС
Бывает, не почувствуешь его настроения, мысли, скажешь что-то, а он тебе: «Не с того, Сусанночка, начинаете». И обязательно найдется кто-то рядом, который посмотрит подпеваючи, мол, что это за Сусанночка, которая ни с того начинает. Они не знают, что это игра такая — Михалыч таким образом воспитывает во мне вкус и чувство точного. Другим он так вряд ли скажет. Михал Михалыч не переносит безвкусия и бездарности — ему от них физически плохо. Он много раз писал об этом — не всегда напрямую, но между строк читается. Он прячется от них. Как может. Не придет, не посмотрит, отойдет, избежит. Но, если уже окажется рядом… Лучше не оказываться неподалеку от Жванецкого на премьере какого-нибудь, мягко говоря, неталантливого произведения. Он даже может ничего не сказать автору. Но тем, кто близок, так даст понять, мало не покажется. А еще хуже — попробовать перед ним автора защитить. Например, сказать, мол, вот этот эпизод был не совсем безнадежен. Он настолько разочарованно посмотрит на тебя, словно ты все это написала, сняла, создала и несешь за это полную ответственность. Случалось, мы ругались, скорее, он меня отчитывал. Опять же за неправильное чувство меры и вкуса. После такого вечер для меня заканчивался в ту же минуту. Что не мешало при следующей встрече Жванецкому пошутить надо мной на эту же тему.

Как автор Жванецкий уникален тем, что никогда не берет чужого. Сколько раз приходилось наблюдать, как к нему во всех частях земного шара подходят одесситы и говорят: «Миша, вот прямо готовый кусок для твоей миниатюры». «Миша, вот тебе случай, ты обязан написать про него рассказ». Или без прямой наводки, но с подтекстом — сейчас расскажу Жванецкому, он запомнит, авось, когда-то услышу и буду говорить, мол, это я ему рассказал-подсказал. Но у Жванецкого все свое. Свежайшего собственного авторского приготовления. Им замеченное, услышанное и переосмысленное. Потому что Жванецкий совершенно на другом уровне, не то что юмора, но жизни и мысли вообще. Даже когда кажется, что у него все просто и понятно, все равно не понимаешь до конца, потому что второй и третий и двадцать пятый смысл открываются потом. Если повезет. После встречи. Можно рыдать от смеха, когда он читает свои миниатюры. У меня, например, такая реакция всегда на «Мамину Сему» или на «У тебя два яблока». Но чаще в зале реакция следующая: сидят с открытым ртом, уголки которого гнутся в разные стороны — то ли рассмеяться, то ли расплакаться. А Жванецкий знает, что говорит. Он всегда просчитывает на несколько очков вперед, думает на несколько шагов загодя. Поэтому с ним и трудно. Ты еще даже не задумалась, а он уже все сообразил и пошел дальше. Он безошибочно выбирает — с кем работать, где появиться, кому дать интервью, в какой город поехать, с кем общаться, с кем дружить, с кем поговорить. Иногда кажется, что при нем всегда присутствует небольшой кабинет министров или просто совет экспертов.

Бывает кажется, что при такой скорости мышления его многие раздражают. Да, у Жванецкого очень тяжелый характер. Как-то давно спросила об этом в интервью у его жены Наташи. За точность ее ответа не ручаюсь, но смысл был такой: мол, у многих мужчин характеры не подарок, и их трудно вынести, но не каждый из них — Жванецкий. То есть веская причина, ради чего терпеть, — это я уже от себя. И терпеть ли? Иногда за счастье почитаешь, что вообще живешь в его эпоху и довелось с ним быть знакомым, не говоря уже о том, что он — президент Всемирного клуба Одесситов. В одесской штаб-квартире клуба, где на подоконнике «сидит» скульптура — кот Жванецкого Морис, где на стенах развешаны иллюстрации, цитаты Михал Михалыча (немного, но точные, например «Алкоголь в малых дозах полезен в любом количестве» или «Одесситы делятся на рассеянных и сосредоточенных. Рассеянные живут по всему миру, а сосредоточенные — в Одессе»), уже подготовились к юбилею — открыли фотовыставку сразу нескольких замечательных фотографов, которые подловили Михалыча в разные минуты жизни, ведь по нескольку месяцев в год Жванецкий проводит в Одессе.

… Однажды мне показалось, что Жванецкий устарел. Было это после его выступления в каком-то из московских университетов. Примерно в начале двухтысячных. Было не очень много людей, и мне почудилось, что его не поняли, не оценили. Так случилось, что буквально через пару дней после этого выступления, вдруг увидела, как мой сын слушает Жванецкого — а он был тогда помладше, чем студенты, и поняла, что все в порядке. Не всегда бывает удачный концерт, разная публика. А Жванецкий уже, как Мона Лиза, может сам выбирать, кому нравиться, а кому — нет. И есть тому несколько причин. Во-первых, он — человек мира. Даже если у него нет этого почетного звания официально. Во-вторых, если его не понимают или не хотят понять — это не его проблемы. Потому что даже когда он молчит, а были случаи в истории, когда его упрекали в молчании, можно посоветовать перечитать им уже написанное. Он написал впрок, на много лет вперед. Не просто об Одессе и водном институте, где учился, не просто о черноморских пейзажах, друзьях и дворах. А как это бывает с авторами его уровня, сумел уместить в эти миниатюры весь мир. Выгравировать «Войну и мир» на подкове блохи. Так что дорасти все равно сложно, понять до конца невозможно. Но спасибо, что есть ощущение этой его невероятной «морской» глубины, — не зря же Водный институт. И хоть у подножия постоять. И прикоснуться пальцем к потертости на его стареньком портфельчике.