Легендарный музыкант выступил в Петербурге с молодой скрипачкой Кларой-Джуми Кан

Легендарный скрипач Гидон Кремер выступил в Малом зале Петербургской филармонии с сольно-дуэтным концертом с молодой скрипачкой Кларой-Джуми Кан, в программу которого входили сочинения Вайнберга, Изаи, Ноно, Лободы. В год своего 70-летия он рассказал о неисчезающей у него жажде нового, отношениях с отцом и благодарности прошлому.

Вы впервые в России выступили вместе со скрипачкой Кларой-Джуми Кан, лауреатом IV премии конкурса Чайковского. Что для вас важно в этом диалоге поколений?

Гидон Кремер: Клара-Джуми — феноменальная скрипачка, придраться практически не к чему. Мое внимание она обратила на себя на конкурсе Чайковского, который я чуть-чуть подслушал по Интернету. Когда она получила IV премию, мне показалось это незаслуженно: из всех слышанных мной скрипачей на этом конкурсе была самой лучшей. Мои фавориты — Люка Дебарг, Клара-Джуми, Пабло Феррандес получили почему-то четвертую премию, которую я назвал «Кремеровской».

Музыканты нового поколения способны вас удивлять?

Гидон Кремер: В последние годы встречи с такими разными талантами, как Даниил Трифонов или Люка Дебарг, меня окрыляют: я нахожу себя в них. С Трифоновым и с виолончелисткой из оркестра «Кремерата Балтика» Гиедрой Дирванаускайте, моей спутницей жизни, мы только что записали диск с Трио Рахманинова. Я был одержим этим проектом и рад, что он свершился. Никогда не думал, что Рахманинов будет так важен для скрипача. Талантами я до сих пор увлекаюсь, пока они не настраиваются на успех. Молодежь часто дает себя совратить на неверный путь тем, что ищет быстрой славы, успеха, не стану говорить, что денег (это уж совсем грустно). Им кажется, что если они у всех на устах, если их картинка висит на всех столбах, то они становятся значимее. На самом деле это не так. Мария Юдина, например, шла другим путем, и ее величие неоспоримо: пример человека, который по-своему создал меня, хотя я с ней никогда не сталкивался.

Со времен пианистки Марии Юдиной сильно изменился культурно-исторический контекст. Сегодня молодые музыканты оказываются заложниками в том числе жестких контрактов.

Гидон Кремер: Мне на днях напомнили чудную фразу, смысл которой сводится к тому, что у каждого человека талантливого есть свое «я», и никто это «я» забрать у вас не может, даже педагоги. Это начало фразы, а ее завершение — «вы только сами можете его отдать». Это мефистофельская игра. Музыкантам в этой игре быть соблазненным очень просто. Я стараюсь быть бдительным, хотя иногда просчитываюсь. Но в целом я достаточно часто заступался за свои принципы, ценности и старался быть нужным, то есть доносить до слушателей то, что написали композиторы, свои выстраданные эмоции. Словом, делать то, что делал Жак Брель в 1965 году в Москве. Я тогда только поступил в Московскую консерваторию, и моя подружка по общежитию, видя мое рвение, отдала мне билет на концерт Жака Бреля, который как артист, художник оказал на меня влияние, оставил след в том, что я есть, чем я стал. Мне никогда не хотелось быть только скрипачом.

Но вы ведь воспитывались в музыкальной семье?

Гидон Кремер: Я вырос в скрипичной семье, я — ветвь скрипичной династии. Но я не воспринимаю себя как скрипача скрипачей. Я служу этому инструменту, живу с ним всю свою жизнь. У меня огромное уважение к тем, кто умеючи, блестяще орудует этим инструментом. Так сложилось, что все у нас были скрипачи — дедушка, папа, мама. Папа мной особенно занимался, мучил. Дедушка мной занимался меньше, но генетически, наверно, что-то передалось, во всяком случае, первые шаги я делал на его инструменте. Папа привил одно качество, которое мне, конечно, в жизни помогло, — это трудиться. С одной стороны, я ему безумно благодарен за то, что он подарил мне возможность стать тем, кем я есть. С другой стороны, он травмировал меня навсегда. Папа никогда не был доволен моей игрой. Быть недовольным — двигатель прогресса, с одной стороны, с другой — это травма. Даже сейчас, до сих пор, когда что-то удается, я не совсем в этом уверен.

Ваш возраст настраивает на философско-критический пересмотр прошлого?

Гидон Кремер: Я не чувствую возраста, но иногда об этом напоминает бессонница. Я прожил пять жизней. Во время визита в Петербург на встрече со своими закадычными друзьями Леней Десятниковым и Машей Федотовой я размышлял о том, сколько людей моего поколения и даже тех, кто моложе, уже ушло. И какой это подарок судьбы, что я еще есть, что дожил до этого почтенного возраста. Столько талантливых людей, росших со мной, как Филипп Хиршхорн, Олег Коган, не дожили до этого зрелого, как бы сказать поласковей, времени. Мой великий учитель Давид Федорович не дожил до 70-ти — ему было 66.

Другой скрипач, которым я восхищался в юности, пока полгода пробыл в Ленинграде, — Михаил Вайман тоже не дожил, Боря Пергаменщиков ушел слишком рано. Это грустно, по-своему трагично, что не все талантливые люди имеют счастье насладиться жизнью во всю сласть. Хотя что значит насладиться? Это не очень правильный термин. И я не могу сказать, что рассматриваю свое пребывание в этой жизни как наслаждение. Но жаловаться мне грех: сделано много.

Меня вообще занимают многие вещи. Но вот чего мне не привили или чему я не научился в достаточной мере и с удовольствием взял бы у кого-нибудь мастер-класс, — это расслабляться и отдыхать. Я пытаюсь. Люблю путешествовать без инструмента, люблю читать, смотреть фильмы, ходить в театры. Вот с Леней Десятниковым мы сходили на «Пьяных» в БДТ.

Понравились «Пьяные»?

Гидон Кремер: Подробно не буду, но в целом был доволен, что зашел. БДТ для меня — святилище в том смысле, что я на этой сцене видел первые спектакли в своей жизни. Был тот мифический, тот легендарный «Идиот» со Смоктуновским. Не помню деталей этого спектакля, но помню атмосферу, образность Смоктуновского, которая на меня повлияла. Находясь в Петербурге, не могу не вспомнить Юру Темирканова, который был среди тех, кто помог приобрести путевку в жизнь, потому что аккомпанировал, сотрудничал, вдохновлял меня на конкурсе Чайковского. Первый свой концерт Сибелиуса я играл тоже здесь — с заслуженным коллективом под управлением Мариса Янсонса, но я играл и с его отцом Арвидом, который в свою очередь учился у моего дедушки играть на скрипке, а потом дедушка сказал ему: «Ты лучше дирижируй». Дело тут не в name-dropping, как говорят англичане. Я лишь хочу сказать, что важна закваска, искорка, что я был всегда открыт и продолжаю быть открытым многому новому.