Из всех полуварварских народов, выступивших на арену мировой истории после крушения Римской империи, островные кельты (ирландцы, шотландцы, уэльцы) в первом тысячелетии н. э. переживали наиболее архаическую ступень культуры. Замедленность у них общественного развития, проявившаяся в устойчивости родового строя, была отмечена Энгельсом, который писал: «Древнейшие из сохранившихся кельтских законов показывают нам род еще полным жизни; в Ирландии он, по крайней мере инстинктивно, живет в сознании народа еще и теперь, после того как англичане насильственно разрушили его; в Шотландии он был в полном расцвете еще в середине прошлого (т. е. XVIII.— А. С.) столетия и здесь был также уничтожен только оружием, законодательством и судами англичан»1.
В наиболее законченной форме мы находим культуру родового строя и порожденную им литературу в Ирландии, которая после занятия ее кельтами (приблизительно в VI в. до н. э.) до первых набегов скандинавов в конце VIII в. не знала иностранных вторжений и развивалась вполне самобытно. В период с III по VIII в. н. э., когда формировался ирландский героический эпос, в Ирландии господствовали все те учреждения и обычаи, которые характерны для родового строя. Это общинное землевладение, натуральное хозяйство, власть вождей или старейшин (называвшихся «королями»), общее народное собрание всех взрослых мужчин, парный брак, с пережитками группового брака и матриархата, обычай усыновления, кровная месть, нередко, впрочем, уже заменявшаяся выкупом, культ племенных богов, природных сил и всякого рода духов, широкая практика магических обрядов и заклинаний.
Правда, даже в эту древнюю эпоху наблюдаются определенные признаки разложения родового строя, выразившегося в значительном имущественном и правовом неравенстве разных слоев населения и в захвате части земель в личную собственность вождями или старейшинами. Однако к феодализму в подлинном смысле это ни тогда, ни позднее, после англо-нормандского завоевания, не привело. Точно так же и христианизация Ирландии, происшедшая в V в., в значительной мере стараниями военнопленного уэльца Патрика (прозванного «апостолом Ирландии») не оказала особенного влияния на устройство и нравы древнеирландского общества.
На этой основе, из родовых и местных преданий, вырос насыщенный мифологическими представлениями героический эпос, который рано перешел в руки профессиональных сказителей. Первоначально хранителями всякого поэтического предания здесь были старейшины родов, которые являлись одновременно жрецами, певцами-заклинателями, колдунами, знахарями и судьями. С течением времени, однако, произошла дифференциация. Раньше всего выделились жрецы-заклинатели, получившие название друидов. Около этого же времени певцы-рассказчики разделились на две корпорации — бардов и филидов.
Барды разрабатывали лирическую (в широком смысле слова) поэзию, связанную с музыкой. Но так как сюда входили также песни хвалебные, слагавшиеся в честь князей и героев, а с другой стороны, позорящие, направленные против личных или родовых врагов, то в поэзии бардов содержится немало упоминаний о различных исторических и полулегендарных происшествиях. Различались барды оседлые, т. е. состоявшие на службе у какого-нибудь князя, и бродячие, жившие сбором: добровольных пожертвований слушателей за исполнение песен.
Филиды, другая корпорация, были прорицателями, законоведами, знатоками генеалогий главнейших родов, старых верований и преданий, занимая в качестве таковых места ближайших советников князей. Наряду с этим филиды были также певцами и рассказчиками.
Главной их специальностью было рассказывание эпических преданий, которые были ими систематизированы и подвергнуты сложной литературной обработке. В долгие зимние вечера филиды развлекали собравшихся у очага обитателей княжеского дома рассказыванием эпических повестей. С самого начала эти повести (скелы) имели прозаическую форму, вследствие чего их часто называют сагами (по аналогии с называвшимися так прозаическими повестями скандинавских народов).
Но очень рано филиды стали вставлять в них стихотворные отрывки, передавая стихами исключительно речи действующих лиц в тех местах, где рассказ достигает значительного драматического напряжения. Число таких поэтических вставок с течением времени изменялось, обычно возрастая. Но и прозаическая канва саги не всегда была вполне устойчивой. Очень вероятно, что при переходе саги от филида к его ученику последним нередко заучивался не весь текст, а только схема саги и самые существенные ее части; в соединительных же частях предоставлялась свобода для импровизации рассказчика. Это касается главным образом таких мест, как описания пиров, вооружения героев, поединков и т. п., для которых существовали традиционные стилевые формулы (как во всяком устном эпосе), переносившиеся рассказчиками из одной саги в другую.
Первые записи ирландских саг были сделаны в VII—VIII вв., уже после того как филиды прекратили свое существование, монахами, которые подвергли их некоторой христианизации. Однако эта христианизация не была особенно глубокой. Ирландское духовенство было местного происхождения, и церковь Ирландии сохраняла независимость от Рима, который не присылал в Ирландию своих ставленников для занятия высших церковных должностей и проведения соответствующей политики. Поэтому духовенство было здесь глубоко связано с местным населением, среди которого еще долгое время после христианизации держалось «двоеверие». Вследствие этого ирландские монахи, записывая старые саги, проявляли довольно большую терпимость к содержавшемуся в них языческому элементу. Иногда особенно яркие черты языческого культа опускались или даже присочинялся в христианском духе новый конец саги; однако обычно монахи-переписчики сохраняли все упоминания о колдовстве, заклятиях, столкновениях или любовном общении людей с сидами (духи вроде эльфов и фей) и т. п.
Благодаря этому ирландский эпос богаче эпоса всех остальных западно-европейских народов пережитками верований и представлений эпохи родового строя.
Древнейшей частью ирландского эпоса является уладский цикл, сложившийся на севере Ирландии, среди племени уладов (в области, теперь называющейся Ольстером). Центральная фигура, объединяющая его — король уладов Конхобар (живший будто бы в I в. н. э.), главный герой — племянник Конхобара, Кухулин. Последнему посвящен ряд эпизодических саг, которые, если разместить их в определенном порядке, могут составить легендарную биографию этого героя.
Кухулин — сын Дехтире, сестры Конхобара, и бога света Луга. По другой версии, его прижил сам Конхобар с Дехтире (представление, восходящее к периоду матриархата).
Когда Кухулин стал юношей, женщины и девушки Ирландии начали влюбляться в него за его красоту и подвиги. По настоянию уладов он решил жениться, но отец девушки, к которой он посватался, потребовал от него исполнения ряда трудных задач, надеясь, что Кухулин погибнет. Кухулин, однако, вышел победителем из всех испытаний и женился на девушке. Во время этого опасного сватовства Кухулин побывал в Шотландии, где одна богатырша обучила его всем тонкостям боевого искусства. Там он слюбился с другой богатыршей, которая родила ему сына Конлайха. Когда Конлайх вырос, он отправился в Ирландию разыскивать отца. Они встретились, сразились, не узнав друг друга, и отец убил сына.
В возрасте семнадцати лет Кухулин совершил свой величайший подвиг. Королева Коннахта (западная область Ирландии, издавна враждовавшая с Уладом-Ольстером), желая во что бы то ни стало добыть необычайно рослого и красивого быка, принадлежавшего одному уладу, который не хотел его продать, снарядила огромное войско и вторглась в Улад. Она избрала для этого время, когда все улады были поражены магической болезнью, раз в год повергавшей в полное бессилие всех, кроме Кухулина, который был свободен от этого недуга в силу своего божественного происхождения. Вынужденный один оборонять свою родину, Кухулин залег у брода, через который должно было пройти неприятельское войско, и выставил таблички с заклинанием, обязывавшим врагов переходить брод по одному, поочередно вступая с Кухулином в единоборство. Без отдыха он победоносно выдерживал эти поединки в течение трех зимних месяцев, пока, наконец, улады не исцелились и не пришли к нему на выручку (сага «Похищение быка из Куальнге»).
В одной из саг описывается, как Кухулин состязался с другими героями уладов. Он превзошел их всех в храбрости, приняв вызов волшебника Курой, который предложил желающему отрубить ему голову с условием, что потом сам он, если сможет, сделает с противником то же самое. Кухулин отрубил Курой голову, которая немедленно приросла, и затем положил свою голову на плаху, но Курой объявил, что это было лишь испытанием его смелости.
Облик и характер Кухулина насыщены мифическими чертами. Он обладает целым рядом чудесных свойств и способностей. Когда он приходит в «боевую ярость», то необычайно вырастает и весь искажается; на конце каждого его волоска выступает капля крови; от его тела исходит необыкновенный жар; он может, воткнув копье в землю, взлезть на вершину его и стать босой ногой на его наконечнике; он почти обладает способностью летать; в трудных случаях он пускает в ход «рогатое» копье (с разветвленным наконечником), которое мечет во врага не рукой, а пальцами ноги, стоя в воде.
Вместе с тем в образе Кухулина древняя Ирландия воплотила свой идеал доблести и нравственного совершенства. Он великодушен к врагам, отзывчив ко всякому горю, вежлив со всеми, всегда — защитник слабых и угнетенных. Характерна в этом отношении сага о его смерти. В ней рассказывается, как он гибнет, став жертвой собственного великодушия и благородства.
Другой большой цикл, сложившийся на юге Ирландии, имеет своим главным героем Финна, вождя фенниев. Так называлась особая организация воинов, необыкновенно искусных в ведении боя и в физических упражнениях, занимавшихся будто бы только войной и охотой и не подчинявшихся никакой власти в Ирландии, кроме власти своего вождя. Наряду с Финном в этих сагах упоминаются его сын Ойсин, или Оссиан, искусный в сложении песен, и внук Осгар.
Цикл сказаний о Финне был впоследствии обработан в виде стихотворных народных баллад, получивших широкое распространение не только в Ирландии, но и в Шотландии. Там с ними познакомился около 1760 г. Джемс Макферсон, который использовал некоторые их сюжеты в своей гениальной имитации народной поэзии — сборнике «Песни Оссиана». Сборник этот стал известен в многочисленных переводах и подражаниях на разных европейских языках.
Из других циклов выделяется группа саг о чудесных плаваниях. Древние ирландцы были смелыми мореплавателями, и есть сведения, что еще до скандинавов они достигли берегов Америки. Впечатления от необыкновенных явлений природы, которые им пришлось наблюдать на островах Атлантического океана, смешались с представлениями о чудесном обиталище духов женского пола — сид, о «кельтском Элизиуме», куда доступ открыт лишь избранным героям. Отсюда — повести о фантастических плаваниях героев в «чудесную страну» или «страну блаженства», где обитают только прекрасные женщины и где царит вечная юность. Триста лет, проведенные там героем, кажутся ему тремя днями. Если он, вернувшись домой, ступит ногой на родную землю, то сразу становится дряхлым старцем и рассыпается в прах (сага «Плавание Брана»).
В другой кельтской области, Уэльсе, существовала не менее разлитая литература. Но в то время как до нас дошла богатая лирическая поэзия древнеуэльских бардов (начиная с IV в. н. э.), от уэльского эпоса почти ничего не сохранилось. Мы можем судить о нем лишь по аналогии с ирландским эпосом, а также по отражениям уэльских сказаний во французских романах «бретонского цикла»
Последние обсуждения