Римас Туминас о риске постановки оперы с «мистическим проклятием» в Большом театре

В Большом театре 15 февраля состоится самая ожидаемая оперная премьера сезона — «Пиковая дама» Чайковского в постановке литовского режиссера Римаса Туминаса. Это уже второе вхождение художественного руководителя театра имени Вахтангова в Большой. Два года назад он дебютировал удивительной постановкой оперы Шостаковича «Катерина Измайлова». Сейчас в разгар работы над «Пиковой дамой» Римас Туминас ответил на вопросы.

Римас Владимирович, не страшно было за «Пиковую даму» браться — с ее «мистическим проклятием»?

Римас Туминас: Когда я соглашался на постановку, в момент приятной встречи за бокалом вина, казалось, все это еще очень далеко! Будем жить, и все решится само собой! Но вот время прошло — и сегодня самый сложный момент в работе. Ощущение, что я ничего не знаю. Знал когда-то, когда начинал. Разброд какой-то… Непонятно — во что все выльется. Пока все далеко от желаний и замысла. И каждый раз кажется, что не соберу в единое целое то, что просится в спектакль. Потому что замысел, как мечта, будто ускользает, отдаляется, как только начинается разбор мысли на конкретные ситуации и действия. Исчезает некая цель, некий художественный образ разваливается. Как часы, что разобрал и потом не знаешь, как собрать, чтобы и болтики лишние не оставались, и часы шли исправно.

И как не потерять цель в рабочем процессе?

Римас Туминас: Победит тот, кто сумеет рассказать историю. Кажется, что это просто. Но мы в театрах иногда так закручиваем интригу и все заваливаем инсталляциями, что уже сами не можем разобраться в том, что натворили. Через простоту хочется к небесам апеллировать. К «третьему глазу», как я часто повторяю. Еще задолго до Шекспира французский поэт Пьер де Ронсар сказал: «Всевышняя судьба распределяет роли, и небеса следят за нашею игрой». Вот моя формула бытования в театре. И тогда, может быть, зритель хоть на мгновение подумает, что смерти нет. И это самое драгоценное, что во время спектакля может произойти с человеком, пришедшим в театр. В этом для меня и есть таинственность творчества.

Репетиции трудно идут?

Римас Туминас: Тревоги мои не связаны с солистами, с творческой группой — они все прекрасные, старательные, понимающие всю степень ответственности. Но иногда бывают азартные и даже веселые репетиции, хотя тут, конечно, полно фатума и таинственности, что кроется в прошлом Графини — эпохе, которая началась из пушкинского света и двигалась от Рая к Аду, как предчувствие сумеречного ХХ века. Но во всем я прошу прежде всего сдержанности.

Почему?

Римас Туминас: Потому что сдержанность раскрывает содержательность. Антураж — бал, бокал, вино, кровать, канавка в данном случае не очень важны и нужны, поэтому все аскетично — и декорации, и костюмы пастельных тонов, только подчеркивающие силуэты. Тайна в самих людях, в переброшенных им познаниях потустороннего мира. И сам Чайковский, я думаю, писал в состоянии не творческого порыва, возвышенности и вдохновения, а в больших сомнениях, с предчувствием того, что «все, моя песенка уже спета», ведомый какими-то «потусторонними силами». Тут как раз и возникает столкновение обещанного Рая и путь к трагическому месту нашего вечного упокоения — это Ад.

На кого из героев вы опираетесь в своей постановке «Пиковая дама?

Римас Туминас: На Германа — человека одержимого, которого преследуют несчастья и неудачи. И человек, осознавая это, чувствует, что он не может стать личностью. Несчастье здесь не закаливает, а, наоборот, разрушает, уничтожает человека. У него нет сил все это терпеть и смиряться. Он хочет стать владыкой Ада, властителем пороков, как Бонапарт. Но обиженного, ненужного человека Рай не принимает, он его отталкивает. И в итоге он, Герман, становится причиной трех смертей.

Может быть, зритель хоть на мгновение подумает, что смерти нет
Нынешняя «Пиковая дама» в Большом — это история Пушкина, Чайковского или ваша?

Римас Туминас: Пробираться надо к Стравинскому или Шостаковичу, «вгрызаться» в их оперы. А здесь наоборот — нужно услышать музыку и сделать шаг назад, отступать от Чайковского. Тут нужна дистанция. Здесь нельзя говорить, что я хозяин. Меня здесь не должно быть. И в этом мой страх. Эта история во власти дирижера Тугана Сохиева. И Чайковского. Я был поражен, увидев на рабочем столе Чехова дарственные фотографии Чайковского. Вроде бы ничего особенного, все естественно, но для меня это как-то мистически прозвучало. Ведь правда всегда мистическая и таинственная. А ложь — она всегда красива, но банальна, как невеста. Правда же — ее старый мудрый муж.
Мне очень нравится работать в Большом театре. Я всегда мечтал быть свободным художником. Но всю жизнь так складываются обстоятельства, что я постоянно вынужден руководить и быть первым везде. А в Большом театре — я не главный в творческом процессе! Я третий после композитора и дирижера. Как сладко подчиниться! Все корифеи — и Станиславский, и Немирович — ушли в оперу на старости лет. Так что я почувствовал воздействие закономерности, когда меня пригласили в Большой театр: значит, я уже в таких летах, когда постепенно надо отходить от драмы и приходить в мир музыки.

Вахтанговцы вас не ревнуют к Большому театру?

Римас Туминас: Нет, слава богу. Но я от многих предложений отказываюсь. Они ревновали, отравили бы меня, наверное, если б я уехал куда-нибудь на постановку в другой драмтеатр. А тут они иногда даже гордятся: «Мол, это мы делегировали в помощь Большому театру, где некому ставить». И они терпеливо ждут моего возвращения, думая, что одолжили меня, как баскетболиста или футболиста другому клубу.

А как из хуторянина родился режиссер, о постановках которого мечтают многие театры, и драматические, и оперные?

Римас Туминас: Все возникло в замкнутом пространстве, где особенно чувствуется величие праздников и радость их ожидания. Ведь Литва самой последней в Европе приняла христианство. Язычники мы. И мне нравится язычество. Сегодня в Литве есть общины языческие, и я, быть может, примкну к ним, когда отойду от дел театральных. Вернусь домой и буду опять благословлять камень, дух и воду…

А что вы отвечаете тем, кто критикует вас за то, что вы работаете в России?

Римас Туминас: Мне грустно, что они не понимают. Я их жалею даже. Сегодня политическая ситуация в мире странная и трагическая. И это очень печалит меня. То, что с нами произошло в 90-е годы, сначала было для нас огромным праздником справедливости, но, увы, мы не смогли избежать серьезного раскола в обществе, который потом случился. И теперь мы не понимаем, в каком мире живем, грыземся, ищем правых, виноватых. А все, по сути, несчастные. Театр же, я уверен, должен быть домом отпущения всем грехов.