Фильм «Лобстер», англоязычный дебют обласканного вниманием самых престижных фестивалей грека Йоргоса Лантимоса, после премьеры в Каннах в мае 2015 года так и не обзавелся российским дистрибьютером. Не помогло ни большое количество звезд (в главных ролях Колин Фаррелл, Рейчел Вайс и Леа Сейду), ни вполне продаваемый жанр антиутопии.
Все шло к тому, что «Лобстер» в нашей стране мог стать хитом торрентов, если бы не фестиваль нового британского кино, который начался в Москве и еще нескольких городах страны в конце октября. «Лобстер» — основной гвоздь программы феста — должны были показать один-два раза, а датой окончания «Бритфеста» должно было стать 8 ноября. Однако ажиотаж вокруг картины Лантимоса оказался столь велик, что организаторы продлевали фестиваль уже трижды. В итоге он продолжается и по сей день, билеты на фильм греческого режиссера разлетаются как горячие пирожки. «Лобстер» стал самой обсуждаемой картиной в столичных киноманских кругах: перед нами один из лучших фильмов года.
Дэвид, полнеющий мужчина под сорок (Колин Фаррелл обзавелся для этой роли лишними 20 кг), отвечает на вопросы строгой дамы: возраст, продолжительность последних отношений, сексуальная ориентация, размер ноги. Никакой двойственности: размер ноги Дэвида 44 с половиной, но выбрать надо либо 44, либо 45. Дэвида интересуют женщины, однако у него был однополый контакт, но бисексуальность система также отвергает. Мир, описанный в «Лобстере», не признает полутонов, высокоразвитое общество свелось по сути к абсолютному примитиву.
Дэвид одинок, поэтому его ждет отправка в спецгостиницу в глуши, где живут такие же одиночки, как он. Им дано 45 дней, чтобы найти себе пару. Если за этот срок не удастся создать крепкий союз, неудачников превратят в животных — каждый волен выбрать, кем стать. Дэвид выбирает лобстера — тот живет долго и сексуально активен до самой смерти.
Сцены в гостинице Лантимос снимает в отстраненной и язвительной манере, явно имея в виду стилистику кино 70-х годов и, в частности, «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони. Величайший итальянский режиссер был певцом некоммуникабельности, персонажи многих его картин были сложно устроенными эмоциональными инвалидами, почти всегда терпящими крах на территории настоящих чувств. В этом смысле творчество Антониони созвучно идеям «Лобстера».
Постояльцы гостиницы также страдают эмоциональной инвалидностью. Для того чтобы система признала пару состоявшейся, нужно лишь формальное сходство партнеров. Скажем, у обоих периодически носом идет кровь. Или оба хромы. Важны не чувства, а их внешние оболочки, суррогаты. Чтобы обмануть систему, Дэвид притворяется бессердечной скотиной, обольщая патологическую садистку.
Все отношения в этом мире — с приставкой «псевдо», одна большая ложь, которая зиждется на двух инстинктах — полового влечения и самосохранения.
Отель, конечно же, похож на метафору человечества. «Лобстер» в том числе кино о мире, в котором умерла любовь; по Лантимосу — единственное, что делает человека человеком. Поэтому и страх жильцов отеля показан так язвительно — чего бояться превращения в животных, если они животные уже давно, только ходят на двух ногах и издают членораздельные звуки.
Этого хватило бы на полноценную антиутопию, но Лантимос разворачивает историю в неожиданную сторону в момент, когда иной режиссер легко пустил бы по экрану титры. Выясняется, что лес рядом с гостиницей кишит повстанцами — идейными одиночками-беглецами и нелегалами. Революционеры во главе со своей лидершей (Леа Сейду) проводят набеги, открывая партнерам свежесозданных пар, насколько их союзы лицемерны. Хотя порядки в лагере этих повстанцев не менее бесчеловечны. В лесу за любые проявления человеческих чувств все время что-нибудь у провинившихся отрезают. Лантимос превращает антиутопию в полифоническую историю, в которой нет хороших и плохих. Идеи повстанцев такое же зло, отрицающее любовь, а значит, дегуманизирующее общество.
Вряд ли стоит раскрывать все сюжетные ходы зрителям, еще не видевшим фильм. Но именно в лесу Дэвид встретит свою любовь — такую же близорукую девушку (Рейчел Вайс). И ядовитая история превратится в трагедию в том значении, которое подразумевали древние греки. Любовь превращает лобстера в человека, и побочных трагедийных эффектов тут ровно два. Во-первых, любовь требует жертв. Во-вторых, она слепа.
Слепота и самопожертвование оказываются основными нотами мощнейшей оды самому сильному из чувств, в которую «Лобстер» превращается в последние — самые душераздирающие — пять минут.
Последние обсуждения