В Москве выступил французский композитор Ян Тирсен

Музыкальный вечер в клубе Yotaspace показал, что в разгар лета и сезона отпусков московские клубы способны собирать полные залы не только на концертах мегазвезд, но и на выступлении совсем «не форматного» француза Яна Тирсена, прославившегося пятнадцать лет назад незабвенными вальсами из фильма «Амели».

С тех пор Тирсен не создал ничего столь же концентрированно-хитового — зато регулярно выпускает альбомы, в которых совмещает мелодику французского шансона с инди-роком, бас-гитару с аккордеоном, рок-барабаны с вибрафоном и скрипкой, выступая со своей группой в театрах и клубах. Тоже можно сказать и про открывший вечер московский дуэт Zero People, постоянно выступающий в качестве приглашенного гостя на концертах звезд вроде Ройшн Мерфи и Джей-Джей Йоханссона. При всем желании нельзя было назвать выступление Александра Красовицкого с Александром Заранкиным за пианино «разогревом»: страстные, трагические арии-романсы под громогласный экспрессивный рояль, скорее, настраивали зал на серьезный лад, задавали концерту уровень высокой непоказной эстетики.

Как на сцене появился маэстро Тирсен — заметили немногие: под зазвучавшие английские стихи вышло несколько мужчин, один уселся за электропиано в центре сцены, надавил первые клавиши, начав меланхоличную, тихую мелодию. Из динамиков зазвучал женский голос, еле слышно вступил ударник, на другом краю сцены зашелестел бубен: это была Meteorites, песня, завершающая вышедший по осени тирсеновский альбом Infinity. Музыка еще звучала, а ее автор (как публике постепенно становилось ясно), невысокий седоватый мужчина, оставил клавиши, взял в руки акустическую гитару и продолжил номер мягким вальсочком, неуловимо напоминавшем La Valse D’Amelie. Еле слышное «thank you» после дружных аплодисментов, гитару — в сторону, палочки вибрафона — в руки, и ноты следующей пьесы передаются нам звонким колокольно-вибрафонным звоном, ближе к концу набирая сложности и звучности.

Тирсен никогда не делал ничего напоказ, для публики. Новый альбом француза, практически весь вошедший в сет-лист концерта — набор пьес, с пением и без оного. Каждая с непростой драматургией и самой прихотливой инструментовкой. Решая на концерте свои музыкально- художественные задачи Тирсен вдруг подкладывал под тему на губной гармошке энергичный и плотный рок-бэкграунд с наотмашь работающими барабанами и бас-гитарой, после чего брал короткую ритмическую паузу, начиная на волынке и продолжая на электропиано La Dispute — ту самую, под которую Амели и ее парень Нино рассекают в самом конце фильма на мотороллере.

Потом La Crise: ударник шуршит щеточками, а клавиши и вибрафон на два голоса ведут чудную мелодию в софт-джазовом тоне. Седобородый автор всего действа был абсолютно вездесущ: отходя от клавиш, брался за гитару, вслед за ней вешал на плечи аккордеон, пел вторым голосом не выпуская скрипки из рук — разве что только за барабаны не садился.

Под эту музыку нельзя было танцевать: рок в любой момент мог прерваться вальсом, или быть таким эпически-напряженным (скрипично-барабанно-вокальная The Gutter), что и в ритм притопнуть лишний раз неудобно. Ее нельзя было напевать — почти все песни были для нас новыми, а исполнялись музыкантами не только на английском, но и на фаррерском. Ее лучше всего было слушать в концертном зале с мягкими креслами — но, оказалось, что и в рок-клубе, забитом «под завязку» от танцпола до вип-лож, крики «браво» иной раз оказываются уместнее фанатского посвиста.