31.10.2016
Роман Виктюк 28 октября отметил свой 80-летний юбилей премьерой нового спектакля и новосельем своего театра в открывшемся наконец после реставрации здании бывшего ДК им. Русакова на Стромынке (памятник советского авангарда, построенный по проекту К.Мельникова). «РГ» расспросила юбиляра и новосела о новых ощущениях и видах.
Поздравляем, Роман Григорьевич…
Роман Виктюк: Тише, тише!
… С открытием театра!
Роман Виктюк: А, это — пожалуйста.
Новоселья вы ждали 20 лет. Что теперь чувствуете?
Роман Виктюк: Только одно. Если бы все те, кто эти 20 лет был вместе со мной, не любили друг друга, если бы этого самого сильного на планете средства не было, мы бы и не верили, что этот день настанет. И теперь, когда он пришел окончательно, никто не радуется.
Театр Романа Виктюка представил средневековую «Венецианку»
Почему?
Роман Виктюк: Потому что это все уже было в нас. Мы с этим жили. Самое страшное, что в разрухе, в ремонте, когда холод был, здесь не топили, не было воды, дул ветер, дождь падал, там, где сцена, снег задувало — и в этом мы репетировали каждый божий день. 19 спектаклей выпустили. С другой стороны, это было легко. Потому что архитектор вложил в это здание ритуальное осмысление жизни. Он верил, что последний этаж — это площадка для общения с Богом, с вечностью.
То есть, вам помогали футуристы с их способностью мыслить чистыми архитектурными формами, устремленностью в будущее, функциональностью, доведенной до абсолюта.
Роман Виктюк: Совершенно верно.
А как с этим монтируется ваш театр — усложненной, изощренной эстетики?
Роман Виктюк: Очень просто. Есть основа, божеское начало — и все.
А футуризм, по-вашему, сейчас актуален?
Роман Виктюк: Нет. По очень простой причине: наша Земля вместе с Солнечной системой проделывает свой путь вокруг оси галактики. В галактике есть 10 структур — от нулевой до самой высокой. Если спилить дерево, там видны эти круги — их десять. Каждая ступень имеет свою длительность. Ступень, которая для человечества высший подарок — это творческий переизбыток галактики. Она отправляет на Землю творческую энергию только на десятой ступени. В начале цикла система бездарна, это импотенция, ничего не создается. В это время остаются лишь ошметки от творческой переизбыточности, и они называются современностью.
То есть футуристы появились от этого творческого переизбытка?
Роман Виктюк: В 1913 году Земля вошла в нулевой цикл. «Черная ночь»- называл это Хайдеггер — это пространство, которое ничего не дает. Нет вспышек, единицы. Малевич, Хармс — их или власть изолировала, или они сами меняли направление.
Малевич пришел к Хармсу с Введенским, снял обувь, носочки, встал на колени и сказал: «Я уже старый человек, я ничего не успею. Пойдите и уничтожьте цивилизацию — она нас погубит». И он сказал, что его «Черный квадрат» — это не изыск, не выдумка, а конец искусства — каждый может подойти, мазануть черной краской и сказать: «Я — творец».
Эта вседозволенность — это отсутствие творчества.
Мы живем в темноте. Это знали все творцы тогда, почему они так часто меняли стили, думая, что это современно. А это — не современно. Это молния, имеющая отношение к творческому переизбытку Вселенной.
Если вернуться из космоса на землю — 20 лет ваш театр кочевал по чужим площадкам. Такой вот опыт жизни без дома вас чем-то обогатил?
Роман Виктюк: Мы 36 стран объездили. Есть дом или нет… Главная ошибка на планете — считать, что материя — основа мироздания. Вранье. Не материя главное в мироздании, а то молчание, в котором сила планетарной энергии все определяет. И эта сила диктует новую форму. В моем новом спектакле артистами руководит не сюжет, не текст, а эта энергия, которую они слышат. Под ее воздействием они работают. А чужие или свои площадки — не имеет никакого значения.
60 лет назад вы закончили актерский факультет ГИТИСа. Сама Алиса Коонен поставила вам пятерку за актерское мастерство.
Роман Виктюк: Не пятерку — выше! Она встала и сказала: «Артистка не имеет права судить другого артиста, и я не смею этого делать. Я могу сказать только одно: запомните эту фамилию». И назвала меня.
Но сразу после выпуска вы начали ставить спектакли во Львовском ТЮЗе. Вы что-то предприняли такое, чтобы вчерашнего студента-актера позвали в режиссеры?
Роман Виктюк: Ни-че-го! Я еще во Дворце пионеров ставил со своими студийцами. Мне учительница дала ставить «Бесприданницу», когда мне было лет 14.
Почему же вы пошли не на режиссерский, а на актерский факультет?
Роман Виктюк: Какая вы наивная! Потому что мне казалось: ну что я в этом понимаю? А оказалось — мне подсказывали свыше, что делать на сцене, что и почему должно происходить. И так оно и есть.
Кого вы могли бы назвать своими учителями?
Роман Виктюк: Когда мне было 7 месяцев, и мама ходила на «Травиату», я, едва услышав увертюру, эти скрипки, эту песнь тоски по любви, начинал так биться, что мама трижды уходила с увертюры. Я каждый год приезжаю туда, посижу у театра и ухожу. Когда я приехал на могилу Верди, я все это ему рассказал, и он меня слушал.
А среди современников кто для вас значим?
Роман Виктюк: Я сам! Я ж все сам придумал. Мне никто ничего не говорил, ничему не учил. Я в год смотрел по 240 спектаклей. Приезжали впервые Питер Брук, французы, Жерар Филипп — я везде пролезал, вместе с Валей Талызиной мы все смотрели. А сколько фильмов я пересмотрел!
Но любимые режиссеры, актеры у вас были?
Роман Виктюк: Никого. А кто был тогда? Эфрос — это уже мой период. Мы на телевидении вместе работали в двух разных пространствах. Я и он, я и он. И еще в Ленкоме Марк Захаров. Все. Американцы вот написали, что я что-то там определил в русском театре второй половины ХХ века, не знаю что. Отстаньте, я все сам.
Теперь вы сами учите студентов в ГИТИСе. Зачем это вам?
Роман Виктюк: Потому что я понимаю, что надо воспитать режиссера. Игорю Неведрову, актеру своему, я принес итальянскую пьесу «Венецианка» и сказал — «Ставь!». Подарил ему одежку — пиджак, брюки, рубашку, туфли — все! Режиссерский дебют — он вошел сюда в этом — были аплодисменты. И я увидел его работу уже на выпуске. Мне не надо было его проверять. Самую мелочь подсказал.
Чему нужно учить студентов? Только доброте, преданности, любви. Если нет между ними дружбы — все. Им по 19 лет, потрясающее поколение пришло.
Отличаются от предыдущих?
Роман Виктюк: Да! Отличаются даже от последнего моего выпуска, прошедшего со мной Хармса и Введенского. Эти уже начали с иной эстетики. Это ветер галактики. В них, живущих в разных местах, попала эта искра. Они и сами не знают — это я им уже рассказывал. Просто родились.
Вы, сколько живете, создаете свой миф — история про «Травиату», потом была цыганка, напророчившая «будет дирижером», потом всевозможные совпадения, мистификации, игра с нарядами, истории с пиджаком, который висит, а хозяин его уже далеко — это все то, что Евреинов называл «театр для себя», театр в самой жизни.
Роман Виктюк: Правильно! А как же без этого?
Читайте также
Фото: Михаил Синицын/ РГ
Константин Райкин: Я стараюсь сохранять традиции отца в театре
А из чего состоит ваш личный миф, из каких элементов?
Роман Виктюк: Чистый глаз и незамутненная улыбка. То, чего подделать нельзя. Когда я на фотографиях этого не вижу — это не я.
Я бы назвала еще мальчишество, хулиганство.
Роман Виктюк: Так это же детство, как без этого. Однажды в театре Моссовета, когда ставил там, я повесил фотографии артистов в фойе рядом — кто с кем живет.
Был скандал?
Роман Виктюк: Милицию вызывали! Думаю, потому что секретарю парторганизации Шапошниковой, она играла у меня царицу, не нашлось сожителя. Ох и кричала: «Кто посмел!».
Вы, говорят, и книжки воровали?
Роман Виктюк: Я всегда ворую. Мы с Люсей Петрушевской приходили домой к Арбузову, и то, чего у меня не было, я на книжных полках выбирал и откладывал в стороночку. Он приходил, я ему: «А у вас нет того-то?» — «Да что вы, Роман, я сам мечтаю, всем заказал». Ну и все — раз ты не знаешь, что у тебя есть, то и не надо тебе. Никакой обиды.
Еще одна черта: вы будто ускользаете всегда, будто избегаете законченных форм, ожидаемых ответов и готовых определений.
Роман Виктюк: Потому что вести нас может только тишина. Только энергия тишины способна вытолкнуть и сделать все за тебя.
Последние обсуждения