Скорбное бесчувствие

Конкурсная программа ММКФ вольно или невольно отслеживает тенденцию: внятная массам фабула в кино все более вытесняется искусством настроений, состояний и зыбких флюидов.

Китайский фильм «Жизнь морских обитателей», дебют театрального художника Чжан Чи, стал открытием нового имени, за которым будет интересно следить. Фабула проста до нитевидности: киноактер приезжает в рыбачий городок в поисках покинувшей его жены — она отсюда родом. Снимает комнату в дешевом мотеле, бродит по пустынным улицам: ранняя весна, мертвый сезон, — щелкает своей «минольтой», снимает немудреную жизнь. Увязывается за местной учительницей, флиртует в местной дискотеке… Где его жена, останется неизвестным, да это, кажется уже и неважно. Важно: фильм должен разворошить память. Китай далеко, а память, вероятно, и для нас общая — фильм оказывается близким московским широтам. Да и европейским, и американским — его меланхолическая тональность навеяна ностальгическим «Стеклянным зверинцем» Теннесси Уильямса, и на экране его обильно цитируют. И не раз повторят, что сценарий — эманация памяти, а стало быть, нереалистичен. Память — как поэзия: что-то пропускает, что-то — преувеличивает.

Это память о навсегда потерянном. От нее ощущение бездомности, неприкаянности, перманентного одиночества. Так что, похоже, в Китае появился свой Антониони — но во всеоружии нежнейшей цветовой палитры и обволакивающего, как бы интимного звука. Автор фильма — художник, и его фильм эстетский. Герой ловит своей «минольтой» бесчисленные ячейки жизни, выстраивая из них изысканные композиции — красивые, но уже безжизненные. Это убогая и скудная, или вымученно бодрая, или стерильно гламурная жизнь, увиденная из проржавевшего иллюминатора рыбачьего баркаса.

Это фильм состояний и настроений. Он весь состоит из кадров, каждый из которых равен поэтической строфе, а вкупе они составят поэму одиночества, ностальгии и горечи. Любой кадр — метафора. Любой — контраст бесстрастного камня и бьющейся об него волны. Спор движения и стабильности. Постоянно рифмующиеся образы, навязчивые лейтмотивы — как в музыке. Саундтрек — отдельная песня: соткан из шума прибоя, криков чаек, шорохов краба по камню, звуков диковинных музыкальных инструментов, гулких бит-ритмов в утлой дискотеке и обрывков научно-популярной передачи по ящику: «Кит-самец взволнованно кружит возле самки, но она еще не готова к акту любви!» — автор постоянно параллелит мучительные сложности людских отношений с простейшими актами подводной жизни — китов, крабов, морских гадов.

Герой известен обывателю по роли серийного киллера, и теперь такую же роль ему навязывают снова. Прямое действие начинает переплетаться с сюром воображения, трезвое сознание — сбиваться пароксизмами подсознания. А лейтмотивом — красота пустынных морских пейзажей, обреченная, конечная, умножающая ощущение затерянности человека в мире. За морями — заморские страны, там те же чувства. Это фильм, где древняя китайская культура вписывает себя в культуру общечеловеческую. Впитывает ее токи и обогащает ее своим многовековым опытом, своей природной неторопливой созерцательностью. Если хоть один фильм такого уровня есть в конкурсе — фестиваль можно считать состоявшимся.

Остановленный момент — сила и слабость режиссерского дебюта итальянского актера Валерио Мастандреа «Она смеется». У Каролины на фабрике погиб муж, но мы не узнаем, почему, хотя городок явно взволнован и готовится к народным протестам. Идет подготовка похорон, вдова принимает знаки сочувствия, лица визитеров полны скорби, искренней или показной, а в Каролине все застыло. Она не может плакать, хотя старательно себя заводит: слушает музыку, которую оба любили, рассматривает фото былого счастья. Как обычно, умывается, наносит макияж, делает домашнюю работу, готовит, обсуждает с десятилетним сынишкой, что ему надеть на похороны: все происходящее видит отстраненно, как в аквариуме, «пустое сердце бьется ровно» — и это ее более всего потрясает. Параллельно идут эпизоды, где вырываются наружу старые счеты и вываливаются из шкафов поджидавшие своего часа скелеты. Идут тягостные беседы мамы с сыном — как ему объяснишь, отчего она не может плакать! Устами младенца, как всегда, глаголет истина: «Ты не старайся плакать — просто плачь». В обсуждениях, кто виноват и как лучше обставить таинство прощания, тонет главное: человек ушел навсегда. Фильм развивается не во времени — оно остановилось — а в пространстве, в параллельных микровселенных каждого из персонажей этой печальной истории. Пытаясь сформулировать такое состояние человека и общества, режиссер вводит метафору — слишком прямолинейную и педалированную: герой крутит вилкой в пустой тарелке, словно по инерции лакомясь несуществующими спагетти и запивая пустым бокалом вина. После этого картину можно бы и заканчивать, но она продолжается — тоже по инерции, застыв в зачарованном сне, пока не разрешится сюрпризом — его, впрочем, предчувствуешь с самого начала. И держит фильм на плаву не гипнотический ритм, а удивительная Кьяра Мартеджани в главной роли — актриса, способная одним взглядом, застывшей маской лица выразить бездну оттенков человеческого отчаяния.

На днях мы разделяли скорбь бесчувствия, диагностированного российским фильмом «Воскресенье». Эту мелодию продолжают многие фильмы фестиваля: не только мы, весь мир быстро теряет способность плакать.