От человека к человеку, от голоса к голосу

В Стокгольме продолжилась Нобелевская неделя, в рамках которой с традиционной нобелевской лекцией выступила Светлана Алексиевич. Начала свое выступление она признанием: «Мой путь на эту трибуну был длиной почти в сорок лет — от человека к человеку, от голоса к голосу»…
Публичные выступления лауреата премии по литературе начались накануне — с традиционной пресс-конференции лауреатов. На ней Алексиевич так объяснила многоголосье своих книг: сегодня одного ума и сердца мало, чтобы осмыслить происходящее в жизни. Алексиевич очень хорошо знают в Швеции. Светлана два года жила в Гетеборге по гранту европейского Пен-центра. Да и 30-тысячный тираж ее книг в 10-миллионной стране говорит сам за себя.

«Двадцать лет назад два молодых идеалиста, точнее, нереальных идиота, решили открыть свое издательство и поработать на вечность, а не на макулатуру», — рассказывает мне Анна Бенгтссон, которая вместе со своим мужем Ула Валлином и придумала «Эрзац». Сегодня в Швеции они — главные издатели книг нобелевского лауреата. Первый торжественный ужин на Нобелевской неделе был дан от их имени в самом знаменитом отеле шведской столицы, где с 1901 года останавливаются все лауреаты и их друзья. Вообще, где еще в мире можно увидеть, чтобы швейцары брали автографы у нобелевских лауреатов? Только в Гранд-отеле.

Программа выступлений Алексиевич началась с диалога с министром иностранных дел Швеции Маргот Валльстрем. Писательница категорически не согласилась с тем, что ее называют «писатель катастроф». «Я собираю не коллекцию ужасов, а коллекцию достоинств человека в ужасных обстоятельствах. Искусство не всесильно, но пытаться удержать человека в человеке оно должно». Светлана настаивала, что правда не вмещается в одно сознание, в одну исповедь. Она не раз подчеркивала, что имеет дело не с фактами, а с человеческими историями. «Когда я писала свою первую книгу «У войны не женское лицо», собирала не факты: сколько танков взорвано, какая часть пошла в наступление. Я собирала человеческие состояния. Накал бывал такой, что я понимала: при такой высокой температуре вся фальшь сжигается. Для моих героинь были две запретные темы: Сталин и секс». О героинях «У войны не женское лицо» в разговоре с министром Алексиевич рассказывала очень подробно.

«После войны женщинам было еще труднее, чем на войне. За четыре года она разучилась платья носить, бантики завязывать. С медалью возвращается домой, а ей вслед: потаскуха вернулась. Мама собирает ей чемоданчик, отправляет в город к родственникам, потому что ей надо еще замуж двоих нормальных сестер отдать… Я занимаюсь тем, чего нет в учебниках истории: человеческими чувствами. Мне один историк сказал, что я подрываю основы их профессии, на что я заметила, что у нас разные пространства для исследования. Кстати, для женщины война всегда убийство. Когда мужчина ведет речь о войне, он может мыслить только категориями победы. В худшем случае — поражения. Я думаю, что надо убивать идеи, а не людей. Каждая человеческая жизнь — бесценна».

Об этом же — ее нобелевская лекция, с которой Алексиевич выступила вечером. Она говорила о детстве, зачитывала фрагменты из своих дневников разных лет — «чтобы показать, как двигалось время» и как она шла по его следам. Говорила о войне, о Чернобыле, о «красной» империи и «красном» человеке, призраки которых ей видятся всюду. Говорила о том, как равно дороги ей «три дома — моя белорусская земля, родина моего отца, где я прожила всю жизнь, Украина, родина моей мамы, где я родилась, и великая русская культура, без которой я себя не представляю».