Французский героический эпос

Французский героический эпос

Гораздо богаче, чем остатки старой народной лирики и драмы, отражения в письменных памятниках эпического народного творчества. Лучше всего сохранился французский героический эпос. Он дошел до нас в виде поэм (общим числом около 100), из которых древнейшие — в той форме, в какой мы их сейчас имеем, — возникли в самом конце XI в., а наиболее поздние относятся к XIV в. Однако даже самые ранние из сохранившихся поэм представляют собой переработку более старых поэм или песен, развивавшихся перед тем в течение двух или трех столетий. Это длительное развитие, в котором принимали участие различные общественные слои — дружинная среда, широкие народные массы, жонглеры и грамотеи-клирики, — имело результатом глубокое изменение как формы и стиля песен-поэм, так и их содержания.

Сохранившиеся до нас поэмы носят название шансон де жест (chansons de geste, буквально — «песни о деяниях»). Они имеют различный объем — от 1000 до 20 000 строк и состоят из неравной длины строф, или «тирад», содержащих каждая от 5 до 40 десятисложных, с цезурой после 4-го или 6-го слога, стихов, связанных ассонансами, которые в более поздних редакциях обычно заменены точными рифмами. Поэмы эти предназначались для пения, причем, как и в наших былинах, одна и та же мелодия была сквозной для всей поэмы, повторяясь из строки в строку. Их исполнителями, а нередко и авторами были жонглеры, которые разносили их по всей Франции. Привлекши к себе внимание присутствующих и собрав вокруг себя сначала небольшой, но постепенно возрастающий кружок слушателей, жонглер энергичным возгласом приглашал их к молчанию и затем начинал петь речитативом, аккомпанируя себе на маленькой арфе или, чаще, на виоле. Если он не успевал до наступления ночи закончить всю поэму, он прерывал пение и откладывал до следующего дня. Если поэма была очень обширна, ее хватало иногда на неделю.

Три темы составляют основное содержание французского эпоса:

1) оборона родины от внешних врагов — мавров (или сарацин), норманнов, саксов и т. д.;

2) верная служба королю, охрана его прав и искоренение изменников;

3) кровавые феодальные распри.

Выбор этих тем соответствует тогдашнему политическому сознанию народных масс, инстинктивно тянувшихся к национальному единству, видевших в феодалах главное зло, терзавшее родину, и утопически мечтавших найти в короле защиту от их самоуправства и жестокости.

Первые две темы всегда связаны в поэмах с образом доброго и мудрого короля.

В большинстве поэм король называется Карлом Великим, ибо воспоминание об этом могучем властителе (768 — 814), одержавшем множество крупных побед и короновавшемся в 800 г. императором, закрепилось в потомстве, заслонив в эпическом предании многие другие имена. Карл в поэмах предстает в идеализированном виде: он всегда справедлив и обычно ласков, хотя, когда нужно, умеет быть и суровым. Он грозен для изменников и непобедим в бою. Враги трепещут перед ним, и бог ему помощник во всех делах.

В некоторых поэмах Карл выступает активно, лично совершая разные подвиги. В них описывается, как в молодости, спасаясь от изменников, он бежит в Испанию, доблестно там сражается, завоевывает любовь дочери сарацинского царя, затем возвращается во Францию и, одолев злодеев, коронуется и т. д. Но в других поэмах, притом художественно более значительных, Карл отходит на задний план; объединяя и освещая своим присутствием все действие, он уступает активную роль паладинам (приближенным славным витязям), в частности двенадцати «пэрам» (самым знатным лицам в государстве), в первую очередь — Роланду.

Не только из поэм этой «королевской» группы, но и из всего французского эпоса вообще самой замечательной является «Песнь о Роланде», поэма, имевшая европейский резонанс и представляющая собой одну из вершин средневековой поэзии.

Поэма эта (4002 стиха) повествует о героической гибели графа Роланда, племянника Карла Великого, во время битвы с маврами в Ронсевальском ущелье, о предательстве отчима Роланда, Ганелона, которое явилось причиной этой катастрофы, и о мести Карла Великого за гибель Роланда и двенадцати пэров.

«Песнь о Роланде» возникла около 1100 г., незадолго до первого крестового похода. Неизвестный автор был не лишен некоторой образованности (в объеме, доступном многим жонглерам того времени) и, без сомнения, вложил в свою переработку старых песен на ту же тему, как в сюжетном, так и в стилистическом отношении, немало своего; но главная его заслуга состоит не в этих добавлениях, а именно в том, что он сохранял глубокий смысл и выразительность старинного героического предания и, связав его мысли с живой современностью, нашел для их выражения блестящую художественную форму.

Идейный замысел сказания о Роланде выясняется из сопоставления «Песни о Роланде» с теми историческими фактами, которые лежат в основе этого предания. В 778 г. Карл Великий вмешался во внутренние раздоры испанских мавров, согласившись помочь одному из мусульманских царей против другого. Перейдя Пиренеи, Карл взял несколько городов и осадил Сарагосу, но простояв под ее стенами несколько недель, должен был ни с чем вернуться во Францию. Когда он возвращался назад через Пиренеи, баски, раздраженные прохождением через их поля и села чужих войск, устроили в Ронсевальском ущелье засаду и, напав на арьергард французов, перебили многих из них; [65] по словам историографа Карла Великого Эгинхарда, в числе других знатных лиц погиб «Хруотланд, маркграф Бретани». После этого, добавляет Эгинхард, баски разбежались, и покарать их не удалось.

Непродолжительная и безрезультатная экспедиция в северную Испанию, не имевшая никакого отношения к религиозной борьбе и закончившаяся не особенно значительной, но все же досадной военной неудачей, была превращена певцами-сказителями в картину семилетней войны, завершившейся завоеванием всей Испании, далее — ужасной катастрофы при отступлении французской армии. Причем и здесь врагами оказались не христиане-баски, а все те же мавры, и, наконец, мести со стороны Карла в форме грандиозной, поистине «мировой» битвы французов с соединенными силами всего мусульманского мира.

Помимо типичной для всякого народного эпоса гиперболизации, сказавшейся не только в масштабе изображаемых событий, но и в картинах сверхчеловеческой силы и ловкости отдельных персонажей, а также в идеализации главных образов (Роланд, Карл, Турпин), характерно насыщение всего рассказа идеей религиозной борьбы с мусульманством и особой миссии Франции в этой борьбе. Эта идея нашла свое яркое выражение в многочисленных молитвах, небесных знамениях, религиозных призывах, наполняющих поэму, в очернении «язычников»-мавров, в неоднократном подчеркивании особого покровительства, оказываемого богом Карлу, в изображении Роланда рыцарем-вассалом Карла и вассалом господа, которому он перед смертью протягивает, как сюзерену, свою перчатку, наконец, в образе архиепископа Турпина, который одной рукой благословляет на бой французских рыцарей и отпускает грехи умирающим, а другой сам поражает врагов, олицетворяя единение меча и креста в борьбе с «неверными».

На дошедшую до нас редакцию «Песни о Роланде» оказала явное влияние пропаганда первого крестового похода, увлекшая весьма широкие слои населения Франции. Но в основе самой ранней формы эпического предания о Роланде (которая до нас не дошла, но которую мы можем с некоторым вероятием реконструировать) лежит та же самая идея крестового похода, только в другом, более старом и ограниченном варианте ее, заключавшемся не в завоевании Палестины, а в оказании помощи испанским христианам, притесняемым маврами, и в конечном изгнании последних из Испании. Этот момент был связан с актуальнейшей проблемой французской политики VIII —IX вв. В 732 г. Карл Мартелл, дед Карла Великого, разбив арабов при Пуатье, остановил наступление их на Европу. Однако и после этого, в конце VIII и особенно в начале IX в.. т. е. именно в ту пору, когда происходило поэтическое оформление предания о Ронсевальской битве, между французами и арабами шла упорная борьба как в форме походов французов в северную Испанию (где около 800 г. Карл Великий основал Испанскую марку), так и в форме защиты населения южной Франции от постоянных набегов арабов. [66] Эти войны очень рано начали истолковываться как дело патриотическое, а вместе с тем и «богоугодное», клонящееся к искоренению «язычества», и в одной из хроник экспедиция 778 г. была задним числом переосмыслена как стремление «с помощью Христа поддержать церковь, страдающую под жесточайшим игом сарацин». Эта идея ожила снова в последней четверти XI в., когда под влиянием агитации французских монахов наряду с подготовкой похода в Палестину французские рыцари и монахи во множестве устремились в Испанию, чтобы там сражаться под знаменем Альфонса VI, короля Кастилии, с маврами и организовывать церковь в отвоеванных у мусульман областях. Из этого двойного корня — патриотического и религиозного — и развилось народно-героическое и вместе с тем рыцарское содержание поэмы.

Однако содержание «Песни о Роланде» далеко не исчерпывается одушевляющей ее национально-религиозной идеей. В ней с огромной силой отразились социально-политические противоречия, характерные для интенсивно развивающегося в X—XI вв. феодализма. Эта вторая проблема вводится в поэму эпизодом предательства Ганелона. Поводом для включения этого эпизода в сказание могло явиться желание певцов-сказителей объяснить внешней и роковой причиной поражение «непобедимой» армии Карла Великого. Но образ Ганелона не только определяет перипетии сюжета. Он не просто эпизодический изменник, но выражение некоего мощного зловредного начала, враждебного всякому общенародному делу,— олицетворение феодального, анархического эгоизма. Это начало в поэме показано во всей его силе, с большой художественной объективностью. Ганелон изображен отнюдь не каким-нибудь физическим и нравственным уродом. Это величавый и смелый боец. Когда Роланд предлагает отправить его послом к Марсилию, Ганелон не пугается этого поручения, хотя и знает, насколько оно опасно. Но, приписывая и другим те же побуждения, которые являются основными для него самого, он предполагает, что Роланд имел намерение погубить его. Ганелон открыто и смело выражает свой гнев:

Он плащ, подбитый горностаем, сбросил,

Остался только в шелковом камзоле,

Лицом он горд, сверкают ярко очи,

Широкий в бедрах стан на диво строен,

Граф так хорош, что пэры глаз не сводят.

Он принимает поручение и выполняет его с достоинством и самоотвержением. Хотя в дороге он почти уже договорился обо всем с послом Марсилия Бланкандрином, все же, прибыв в Сарагосу, он не открывает своих намерений Марсилию и надменно предъявляет ему ультиматум Карла, вызывая ужасный гнев сарацинского царя и подвергая себя смертельной опасности. Лишь после этого Ганелон вступает с ним в соглашение, а до тех пор он ведет себя как смелый и гордый барон.

Точно так же он по-своему величав в финальной сцене суда над ним.

Хотя предательство Ганелона ясно всем и каждому, Карл обязан до конца выполнить феодальные юридические процедуры. На суде Ганелон (который «Лицом румян и вид имеет храбрый: будь честен он, так был бы рыцарь славный»), признавая, что он ненавидит Роланда, решительно отвергает, обвинение в измене («И я желал его смерти и гроба; Но нету здесь предательства лихого»). В его защиту выступает многочисленная его родня, во главе с грозным Пинабелем, — и бароны Карла колеблются, а потом и вовсе отступают. Они советуют Карлу оставить это дело, простить Ганелона: ведь «златом, казной нам не вернуть потери; Тот будет глуп, кто бой теперь затеет», а Ганелон, уверяют они Карла, будет служить ему впредь «и верно и любовно». И если бы в дело не вмешался смелый Тьерри, сразившийся с Пинабелем и посредством «божьего суда» доказавший его неправоту, Ганелон, наверное, избегнул бы наказания. Силу Ганелона составляет не столько то, что бароны Карла боятся Пинабеля, сколько шаткость феодально-юридических норм, нечеткость границ обязанностей вассала по отношению к своему сюзерену и полное отсутствие указаний на какие-либо его обязанности по отношению к общему делу, к народу и к родине. С точки зрения правовых отношений того времени виновность Ганелона не столь уже несомненна, ибо, выполнив честно свой вассальный долг перед Карлом на поле битвы (срок обязательного пребывания в войске сеньора в походе считался обычно сорок дней в год) и во время посольства к Марсилию, Ганелон, рассуждая формально, мог считать себя вправе после этого свести личные счеты с Роландом, своим пасынком. В «Песни о Роланде» не столько раскрывается чернота отдельного предателя — Ганелона, сколько разоблачается гибельность для родной страны того феодального, анархического эгоизма, представителем которого, в некоторых отношениях блестящим, является Ганелон.

Наряду с этим противопоставлением Роланда и Ганелона через всю поэму проходит другое противопоставление, менее острое, но столь же принципиальное, Роланда и его любимого друга, нареченного брата Оливье. Здесь сталкиваются не две враждебные силы, а два варианта одного и того же положительного начала. Когда французский арьергард подвергается внезапному нападению и Оливье видит несметные полчища сарацин, устремляющихся на них, он советует Роланду затрубить в рог, чтобы призвать Карла на помощь. Но Роланд отказывается, считая это позором для себя, для своего рода, для всей Франции. Трижды Оливье возобновляет свои уговоры (повторение, типичное для стиля народной поэзии), и трижды Роланд отвергает его предложение, не желая «терять свою славу в милой Франции». Эта черта в характере Роланда несколько раз обозначена в поэме выразительным словом «безмерность» (démesure), в смысле необузданной, безрассудной смелости. Этой «безмерности» Роланда противопоставлено «благоразумие» Оливье, но так, что из этого ни для одного из них не вытекает осуждения:

Разумен Оливье, Роланд отважен.

И доблестью один другому равен.

Автор поэмы отражает здесь две доступные сознанию того времени формы рыцарской и человеческой доблести, не разрешая спора прямолинейно в пользу той или другой из них, но показывая красоту и достоинство каждой.

Роланд в поэме — могучий и блестящий рыцарь, безупречный в выполнении вассального долга, сформулированного поэтом так:

Вассал сеньеру служит своему,

Он терпит зимний холод и жару,

Кровь за него не жаль пролить ему.

(Так в учебнике. Верно ― сеньору. Л. Р.)

Он в полном смысле слова образец рыцарской доблести и благородства. Но глубокая связь поэмы с народно-песенным творчеством и народным пониманием героизма сказалась в том, что все рыцарские черты Роланда даны поэтом в очеловеченном, освобожденном от сословной ограниченности виде. Роланду чужды эгоизм, жестокость, алчность, анархическое своеволие феодалов. В нем чувствуется избыток юных сил, радостная вера в правоту своего дела и в свою удачу, страстная жажда бескорыстного подвига. Полный гордого самосознания, но вместе с тем чуждый какой-либо спеси или своекорыстия, он целиком отдает свои силы служению своему королю, своему народу и своей родине. Горячая любовь к родине характеризует в поэме всех воинов Карла. Покинув Испанию и достигнув Гасконии, т. е. родной земли,

Припомнились родные земли им,

Невест и жен припомнили они.

Сбегают слезы по щекам у них.

Но сильнее всех проявляется патриотическое чувство у Роланда, для которого нет более нежного и священного слова, чем «милая Франция»; с мыслью о ней он умирает.

Все это делало Роланда, несмотря на его рыцарское обличье, подлинным народным героем, понятным и близким каждому. В этом заключается главная причина огромной популярности сказания о Роланде не только на его родине, но и почти во всех других европейских странах. Переводы французских поэм о Роланде, их пересказы или подражания им существовали в средние века на немецком, английском, итальянском, испанском, скандинавских и кельтских языках.

Суровый стиль «Песни о Роланде», ее величавая строгость и энергичная сжатость изложения, отсутствие темы любви (Роланд даже в момент смерти не вспоминает о своей невесте Альде, о которой лаконично сообщается только, что она не смогла его пережить), мотивов интимных, комических, бытовых и т. п. находится в полном соответствии с характером сюжета и идейного замысла.

Вторая большая эпическая тема — тема верного служения королю, выручаемому из беды, — представлена главным образом циклом поэм о Гильоме д’Оранж. [68]

Граф Гильом воюет на юге Франции с маврами, совершая чудеса храбрости, освобождая от «неверных» города и целые области и не получая за это от короля никакой другой награды, кроме тех земель, которые он сам себе добывает силой своего меча. Тем не менее в трудную для короля минуту Гильом д’Оранж всегда сам спешит на помощь королю и выручает его, наказывая бунтовщиков и изменников-феодалов или сокрушая вторгшихся в страну сарацин. Этим Гильом укрепляет престол и спасает целостность родины.

Несколько сложнее обстоит дело с трактовкой темы феодальных распрей. При изображении раздоров между феодалами и королем симпатии авторов нередко как бы колеблются. Даже там, где мятежные феодалы показаны в конечном счете неправыми, король часто все же изображен их оскорбителем и нарушителем их законных прав или просто слишком слабым для того, чтобы быть мудрым правителем. Это отчасти объясняется наличием у некоторых певцов симпатий к феодальной вольнице, но еще более — острой критикой личности короля. Несмотря на распространенность в народе представления о короле как о защитнике от самоуправства феодалов и носителе некоей правды, многим здравым умам была ясна иллюзорность такого взгляда.

В некоторых поэмах феодальная природа королевской власти раскрывается до конца в образах вероломных, деспотичных и хищных королей, которые нисколько не лучше своих разнузданных и корыстных вассалов.

В поэме о Жираре Руссильонском рассказывается о том, что король и граф Жирар посватались к двум дочерям византийского императора. Когда обе принцессы приехали во Францию, королю больше приглянулась невеста Жирара, и он предложил ему устроить обмен, обещав за это уступить Жирару замок Русснльон. Жирар согласился, но король обманул его и не дал замка. Это вызвало многолетнюю войну между ними. Наконец, Жирар был разбит и принужден был скрываться в Арденском лесу и вести там жизнь угольщика. После двадцати двух лет тяжких лишений жена Жирара выхлопотала ему у короля прощение, и он получил обратно свои земли и титулы.

В поэме об Ожье Датчанине изображена борьба между этим героем и Карлом Великим. Сын императора, поссорившись с сыном Ожье во время шахматной партии, убил его, ударив доской по голове. Разъяренный Ожье в происшедшей после этого свалке убил племянника Карла и затем бежал в Италию. После ряда битв и осад Карл захватил Ожье в плен и посадил в темницу. Но вскоре на Францию напали «язычники» во главе с великаном Брейе, и Карл вынужден был освободить Ожье, так как никто, кроме него, не в силах был сразиться с Брейе. После победы над великаном Ожье помирился с Карлом.

В обеих этих поэмах восстание вассалов против короля оправдывается его вероломством или по меньшей мере несправедливостью. Кровавые раздоры между самими феодалами — причем король играет пассивную и очень жалкую роль — изображены в поэме «Рауль де Камбре».

Рауль, племянник короля Людовика, после смерти отца остался без надела, ибо феод его отца, Камбре, король отдал другому вассалу. Под влиянием второго своего дяди, Герри Рыжего, Рауль требует у короля владений, и тот готов дать ему земли только что умершего графа Вермандуа, но так как сыновья последнего не хотят добровольно уступить их, король предлагает Раулю силой взять эти владения. Не слушая увещеваний своей матери, Рауль начинает беспощадную войну. Его правая рука — оруженосец Бернье, верно ему служащий, несмотря на то что его собственный отец находится в лагере противников Рауля. [70] Когда в припадке ярости Рауль сжигает женский монастырь, в котором находится мать Бернье, погибающая в пламени, Бернье, глубоко страдая, терпит это во имя вассальной верности. И лишь после того как Рауль, напившись, ссорится с Бернье и избивает его до крови Бернье покидает его и переходит на сторону сыновей графа Вермандуа. В одном из сражений он встречается со своим бывшим господином и убивает его. Но война этим еще не кончается; её продолжает племянник Рауля, Готье, жаждущий отомстить за дядю. Наконец, происходит примирение. Бернье женится на дочери Герри Рыжего, и мать Рауля прощает его. Через некоторое время Бернье отправляется вместе с Герри в паломничество. Возвращаясь оттуда, они проезжают мимо того самого места, где был убит Рауль. Старая обида снова припоминается Герри, и, пропустил вперед Бернье, он предательски убивает его сзади ударом стремени по голове. Начинается новая война сыновей Бернье против Готье, который погибает в сражении, и Герри, который пропадает без вести.

Рауль, павший в междоусобной войне около 950 г., король (Людовик IV Заморский), сыновья графа Вермандуа и еще ряд других персонажей поэмы взяты из действительности. Певцы-сказители тонко разработали дикий характер Рауля и присочинили историю Бернье, раскрывающую трагические противоречия эпохи (человеческие, родственные и вассальные чувства) и показывающую всю жестокость и безысходность феодальных распрей, порождающих одна другую до бесконечности. Совершенно ничтожным представлен король, в своем бессилии перед натиском жадных феодалов невольно обездоливший собственного племянника и затем предлагающий ему самому отвоевать себе надел — даже не у сарацин (как в поэмах о Гильоме д’Оранж), а у своих же земляков и собратьев — баронов.

Французский героический эпос проделал длинный и сложный путь. Наиболее вероятно, что он прошел следующие этапы.

В основе всего развития лежат, без сомнения, краткие песни и предания о выдающихся событиях, сложившиеся среди участников или близких наблюдателей этих событий — среди знатных дружинников или простых ополченцев и обозников, народных певцов и рассказчиков, принадлежавших к местному населению. Эти первичные эпические предания, — как показывает изучение эпоса у народов, находящихся на сходной ступени развития, — были небольшого объема, кратки, просты по языку и близки к историческим фактам. Эти предания быстро распространились среди широких масс населения, привлекая сказителей и певцов из народа своим волнующим содержанием и побуждая к дальнейшей их обработке в виде все новых и новых вариантов. При такой обработке фактическая основа предания стиралась и исторически точные черты все более сменялись легендарными. Но эти легендарные черты представляли собой в основном обобщенное и поэтически-образное выражение характера эпохи, ее отношений и противоречий, и потому они историчны в более глубоком смысле, чем точное воспроизведение отдельных эпизодов исторической действительности. Такие песни или прозаические сказания становились в значительной мере выяснением политического и морального мировоззрения народа, выражением его оценок и заветных чаяний.

Наконец, третий этап в жизни французского эпоса наступил с завершением феодальной структуры общества, когда эпический материал перешел в руки жонглеров. Он был подвергнут ими систематической переработке, которая коснулась как внешней формы, так и идейного содержания. Прежде всего эпос приобрел масштабность,— поэмы стали обширными и разработанными. Сюжеты усложнились и циклизировались, были добавлены вставные эпизоды, разговорные сцены, картины душевных переживаний, все повествование сделалось обстоятельным, замедленным, широким по сравнению с обрывистостью и сжатостью древней эпической песни. Эпическая песня на данной ступени развития, расширяясь в картину устоявшегося общественного уклада, превращается в эпопею. Наряду с этим, однако, в ней сохранились многие общие черты и приемы устной народной поэзии, как например постоянные эпитеты, готовые формулы для «типических» положений, прямое выражение оценок и чувств певца по поводу изображаемого, простота языка, особенно синтаксиса, совпадение конца стиха с концом предложения и т. п.

В отношении идеологии для жонглерских версий наиболее характерно проникновение в них, во-первых, упомянутых выше феодальных критериев и симпатий, а во-вторых, обильного религиозного элемента в виде христианских чудес, молитв, описаний благочестивой кончины героев и т. п.

Второе объясняется близким общением в XI —XII вв. жонглеров и духовенства на почве церковных праздников и монастырских ярмарок, где жонглеры выступали увеселителями собравшейся толпы и вместе с тем пропагандистами святынь, местного монастыря или церкви. Однако оба новых элемента, внутренне связанные между собой, носят все же наносный и второстепенный характер, не заслоняя героической и народной основы.

Взятый в целом, французский героический эпос обнаруживает огромный диапазон чувств, жизненных положений, характеров, оттенков. Наряду с чертами исключительными, возвышенными мы встречаем в нем моменты интимные, бурлескные; обыденные картины сражений и поединков чередуются в нем с изображением нежной любви, горячих родственных чувств, супружеской верности, суровость часто сочетается с ласковой шуткой. Но все эти черты и мотивы, при всем их разнообразии, являются типическими для морального и общественного сознания людей того времени. Французский героический эпос с его большой политической проблематикой представляет собой «поэтическую историю» Франции за три с лишком столетия (IX —XII вв.) и вместе с тем критику самых основ ее общественно-политического устройства с народной точки зрения. Он дает целостную картину жизни нации и рисует мужественную борьбу за лучший миропорядок.

Героический народный эпос, как огромная прогрессивная идеологическая сила, пользовался необычайной популярностью и жил глубокой, интенсивной поэтической жизнью вплоть до XIII в., когда в условиях новой, зарождающейся городской культуры его функции переняла историография и общественно-моральная дидактика

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>